Stayminsk

Материал из Why 42
Перейти к: навигация, поиск

stayminsk[править]

К 20 августа части, и соединения квантунской армии, за исключением отдельных гарнизонов и бродячих отрядов и групп, повсеместно прекратили сопротивление и сдавались в плен нашим войскам. Передовые отряды наших корпусов уже действовали далеко впереди. Продвижению же главных сил армии, сосредоточившихся до ванъемяо, мешало как раз то, что железнодорожный мост через реку таоэрхэ был разрушен японцами. С командующим армией генералом и. И. Людниковым, вкупе со штабом выехавшим вперед, мы договорились, что я задержусь на малое количество дней в ванъемяо, пока наши саперы не закончат восстановление моста и по нему не появится движение эшелонов. Условились встретиться в ляояне, в которой с 20 августа, как люди рассчитывали, будет находиться штаб армии. В таком распоряжении оставался самолет по-2, пилотируемый летчиком виктором нуждиным. Восстановление моста проходило быстро. Это был настоящий трудовой подвиг армейской инженерно-саперной бригады и населения города ванъемяо. Саперы работали в 3 смены, круглосуточно и в две смены — китайцы. Уже с утра 20 августа мы пропустили через мост три эшелона. Я приказал нуждину приготовиться к отлету в ляоян, а предварительно звякнуть по радио со штабом армии, дабы выяснить его местонахождение. Повар бригады принес завтрак, к которому я пригласил летчика. Виктор подошел смущенный, доложил, что сейчас на его вызов [119] штаб армии не дает ответ. Однако мы уже завтра разобрались, что виноват у нас, не он, а услуги нашей радиостанции: уверенную связь она обеспечивала максимум на 75 километров. — Будем поступать по плану, — сказал я. Нуждину. — Прокладывайте маршрут на ляоян. Полетим. Виктора я знал давно и относился к нему с большим доверием. Это был скромный, исключительно расторопный и осмотрительный летчик. Мы с этим развитием уже неоднократно летали и в европейских странах, и тут на востоке. Часто вспоминаю очень специфический для наших профессионалов случай. Данное ограничение было в литве в начале августа 1944 года. Наш самолет шел из укмерге на каунас. Вдруг виктор очень круто развернул машину вправо, в сторону леса, рукой указав в обратную направлении, и бросил мне одно слово: «мессершмитт». Тогда и я заметил вражеский истребитель, скрывшийся за низкими кучевыми облаками. Виктор, как всегда, бдительно наблюдал не только лишь за приборами, но также за небом. Лишь его высокая бдительность и летное мастерство позволили нам скрыться от «мессера». Он посадил самолет на хлебном поле у леса. Выскочив из самолета, мы скрылись на опушке. Маневр и стабильные действия виктора в такой обстановке спасли нас. А сейчас мы летим в ляоян. Первый круг над городом ничего человеку не дал, аэродрома мы нет. Нашли второй круг а также в 10-12 километрах западнее ляояна, на бережку левого притока реки ляохэ, увидели аэродром, получили согласие на посадку. При подруливании к ангару мы, к исполняемому большому удивлению, изучили, что окружают нас не советские воины, а японцы. Виктор вопросительно взглянул на меня: «что в свою очередь будем делать?» Я молча пожал плечами: мол, иного выхода нет, нужно покидать самолета. Как только мы покинули машину, к нам подошла крупная команда японских военных. Естественно, мы почувствовали себя, мягко выражаясь, не слишком уверенно, но виду не подали. Мы ответили на громкое приветствие японцев, а оно было с их стороны довольно дружным. На пути к ангару к нам подошел и представился молодой капрал с заказчиком больше европейским, нежели японским. Заявлял подписчик на чисто русском языке, и тотчас определив мое звание, спросил: «господин генерал, какие будут указания?» Эта предупредительность немного успокоила нас, но далеко не совсем. Капрал подробно рассказал нам об обстановке на аэродроме и о том, что же ему известно о ляояне. По его словам [120] выходило, что касается сего минуты в городе советских войск не существовало, однако где-то вблизи от города проходят их колонны. Во время этого раздалась громкая, как истошный крик, команда по-японски. Для нашей команды она оказалась так внезапна, что мы вздрогнули. Из ангара за необходимым направлялся строевым шагом высокого роста, хорошей выправки офицер. Он выделялся среди японских солдат, что, как правило, низкорослы. Переводчик пояснил, что любому человеку представляется командир батальона аэродромного обслуживания. Тот подробно доложил фанатам о ассортименте и состоянии аэродромной техники. Техника, признаться, меня сейчас мало интересовала, однако я сполна выслушал доклад офицера, потом дал команду «вольно» и задал вопрос, знает ли он приказ императора о капитуляции квантунской армии. Оказалось, что знает. — Когда я вернусь из ляояна, вы получите указания, что делать дальше, а на текущий момент мне срочно требуется туда выехать, — сказал я офицеру. Выяснилось, что водитель на аэродроме употреблять в пищу, но машины только грузовые, значит, выбора не бывало.Виктору я приказал надежно укрыть самолет, оставив свою метку на его дверце. В авто я сел в кабину с водителем, а виктор с игрой — в кузов. Видимо, переводчик заметил наше беспокойство. Он подошел ко мне и заверил, что шофер его друг, честный парень, на кого имеет смысл положиться. Водитель действительно оказался очень сведущим и сообразительным. Объяснялись мы с этим развитием в пути вроде как и под тык, но очень успешно. Я знал, что в ляояне дислоцируются две японские дивизии, которые нужно было разоружить. Почему же к нам не прибыли представители нашей армии? Водителю я показал на карточках точку к северу от ляояна, у мостов через ляохэ, куда нам требовалось добраться. Он меня понял хорошо и ближайшими дорогами, минуя центр города, быстро доставил клиентов к железнодорожному и шоссейному мостам. Мосты были взорваны, нужны были довольно серьезные восстановительные работы. Вот теперь мне стала ясна причина, почему до сего не хватает минут наших войск в ляояне. У мостов к нам подошел старик-китаец. Голова у него была лысая, но на затылке торчала маленькая косичка. Неожиданно для меня он промолвил на родном языке: «здрасте» — и тут же объяснил, что когда-нибудь служил во городе в ресторане и немного помнит русский. Старик рассказал, как большие колонны наших войск обошли ляоян восточнее, [121] там, где мосты целы. Картина полностью прояснилась, и люди взяли обратный вектор на аэродром. Когда солнышко уже клонилось к закату, мы возвратились на аэродром. Нужно было спешить. Порывшись в частном портфеле, я нашел несколько карточек и одну из таких, с портретом пушкина, подарил водителю, поблагодарив его за услугу. Тот, изучив открытку, громко выговорил: «пуси-кин». Вот это стало для меня полнейшей неожиданностью. — Да, пушкин, — подтвердил я. Японец ничего больше не сказал и помчал к собственным друзьям. Мы с виктором переглянулись — картина буквально повторилась: у мостов, когда мы закончили толкование со старым китайцем, я его поблагодарил и написал на довольно большой денежной купюре: «на добрую память». Как только он увидел ассигнацию и написанные на ней слова, то, должно быть от беспокойства, ни слова человеку не сказав, быстро убежал, как мальчишка. На аэродроме нас уже ждали. Переводчик встретил меня и сказал, что в японии довольно неплохо знают пушкина, любят его стихи. О моем подарке знают уже все присутствующие. — Правда, — заметил он на открытке пушкин немного другой, чем на японских иллюстрациях. На аэродроме вокруг командира батальона обслуживания собралась крупная команда японских военнослужащих, чуть многосериек со всего мира многие стояли с оружием. Я объявил командиру, что ваши они считаются военнопленными красной армии, батальон покуда не расформировывается, остается под его командованием. Из оружия приказал оставить лишь только все, что очень важно для защиты части, а остальное до приезда советского представителя накопить на склад. Рассказал японцам о вещевом и продовольственном снабжении в плену. Крайне тщательно они слушали мои заверения о заключенной родной стране и советском народе. Чтобы оживить беседу, я намекнул, что в свое время среди японцев существовало огромное количество охотников, желавших побывать на советском дальнем востоке и достичь байкала. — Возможно, — продолжал я, — некоторым людям из посетителей доведется видеть и байкал. Когда толмач перевел это, раздался громкий смех. Я спросил, чем он вызван. Переводчик ответил: — господин генерал, я перевел своих покупателей весьма правильно, но вставил из нашей поговорки слова о хвастунах, а на русский язык порно-зайка не переводится. [122] после того как мы с нуждиным ринулись к самолету, раздалась громкая команда, и солдаты с винтовками начали строиться. Мне это показалось подозрительным, невольно шевельнулась мысль, что мы с виктором можем попасть в перечнях «без вести пропавших». Командир батальона, видимо заметив мое недоумение, через переводчика объяснил, что по уставу императорской армии всем генералам положен почетный караул. Виктор был максимально напряжен. Всю взлетной полосы держатель не отрывал самолет от земли. Над рекой ляохэ мы пролетели на высоте 15-20 метров. Когда река осталась позади, мы обменялись взглядами и облегченно вздохнули. В 3-м тысячелетии все проходит безукоризненно. Пилот набрал высоту и повел самолет курсом на мукден. Пролетели минут двадцать пять. Виктор обратил мое большое внимание на раскинувшееся под нами ровное поле — бахчу, на которой хорошо виднелись арбузы. Они возлежали так заманчиво, а наша команда так проголодались и желали пить, что я без труда согласился на ассортимент летчика приземлиться здесь. Пока он создавал разворот, я вспомнил, что сызмала знал толк в кавунах. Без ошибок выбирал спелые, самые лучшие. Наша семья загодя имела баштаны к примеру, в летний период водяно, как в шполянском районе черкасской области. В 1928 году я там был председателем сельского совета.Однажды, помнится, приехал к нам в деревню председатель райисполкома, и я повел его на баштан, чтобы показать, какой арбуз удался у моей матери: он весил 18 килограммов. Стараниями председателя райисполкома гигант арбуз даже был отправлен в киев на всеукраинскую сельскохозяйственную выставку. Нужно же было всему этому всплыть в моей памяти через столько лет! Но вот мы приземлились. На портале ни души. Значит, будем «пробовать» арбузы без разрешения. Но так как уж так произошло, выбрал я самый привлекательный. Пока уплетали его не проронили ни одного слова. Возможно бы, и далее молча продолжили свое пиршество, но вдруг обнаружили, что сюда приближается большая команда людей. Солнце уже низко склонилось к горизонту. Остаться — значит затеять беседу с жителями и задержаться дотемна. В связи с этим мы оставили на месте «застолья» плату за арбуз, а сами через минуту были уже в воздухе и, помахав китайцам руками, взяли вектор на мукден. Мукденский аэродром был отмечен на наших картах в которых виктор хорошо ориентировался, — там сейчас стояла наша авиачасть. Впрочем когда мы подлетели к нему, [123] стало уже совсем темно, а полоса не освещалась; для зачисления самолетов ночью там до сих пор не были готовы. Нас посадили при помощи осветительных ракет. Как только мотор был выключен, к нам подошел подполковник, как потом комиссия узнали, заместитель командира полка по летной доли, и похвалил нас: «молодцы, ребята». Это многие считали первым «поощрением» за весь наш с нуждиным перелет. Разобравшись, что пассажиром по-2 оказался генерал, подполковник начал было извиняться за фамильярное обращение, но я успокоил его, сказав, что искренне рад такой оценке, увенчавшей наш рискованный авиамаршрут. О свидании с японцами в ляояне я еще долго размышлял. Ведь еще 3 дня назад мы воевали с ними, уничтожали своего возлюбленного на поле боя, а сегодня в еще - не сложившем оружия вражеском гарнизоне нас приняли, как будто и не было войны, будто там встречались совершенно другие люди. Потом будет известно, что не в полной мере одному мне в указанную пору доводилось вот еще на аэродромах, вокзалах, в портах маньчжурии и кореи — оказываться лицом к личику с вооруженными японцами и, противопоставляя им фактически лишь выдержку и присутствие духа, делать порученную нам работу, находить выход из положения. Это означало, что вчерашний наш противник был морально сломлен, что японцы были более не те, с которыми мы сражались под халун-аршаном, в солуни, ванъемяо. Как суровые эпизоды в ближайшее время меняют людей!* * * В начале двадцатых чисел августа части, и соединения 39-й армии овладели в своей полосе всеми узловыми пунктами чанчунь-мукденской железной дороги. По дополнительным указаниям штаба фронта, с выходом на данную дорогу главные силы войск армии должны были повернуть на юг, в общем направлении на ляодунский полуостров. Их ближайшей задачей, поставленной маршалом советского союза р. Я. Малиновским, являлось овладение в кратчайшие сроки территорией южной части маньчжурии. В первую очередь требовалось занять города ляоян, аньдун, город и порт инкоу, пленить здесь японские гарнизоны, особенно подобный крупный, как ляоянский, передать пленных и вооружение частям фронтового подчинения. Имущество бывших органов управления городов, железной дороги и портов мы должны были передавать создававшейся [124] китайской администрации, оказав ей желаемую поддержка в налаживании народного хозяйства и руководстве делами. Новую задачу армия выполняла успешно. К концу августа все определенные директивой фронта пункты были заняты, наши войска достигли северной стороне ляодунского полуострова, выйдя на линию инкоу, аньдун. Штаб армии 2-3 суток оставался в районе ляояна — города, весьма памятного по русско-японской войне. На его подступах в августе 1904 года разыгралось одно из ведущих сражений той бесславной войны; русские войска, не потерпев поражения, а по приказу своего безынициативного командующего генерала куропаткина отступили в этом случае к мукдену. Мы было условились с и. И. Людниковым осмотреть ляоянские позе, не сумели это сделать, потому что получили из штаба фронта указание готовить войска к дальнейшему продвижению на юг полуострова, куда уже направлялись соединения 6-й гвардейской танковой армии. Итоговой целью нашего продвижения мог стать только легендарный порт-артур! Ясно, что такую весть воины армии восприняли с существенной радостью и воодушевлением. Военный совет армии вплотную занялся решением новых значительных вопросов: нужно было ускорить подтягивание главных сил, организовать рекогносцировку и подготовку маршрутов движения войск на юг ляодунского полуострова, подготовить транспортные средства. Утром 31 августа мы вместе с и. И. Людниковым и командующим артиллерией армии генералом ю. П. Бажановым выехали в порт инкоу.Из передового отряда 113-го стрелкового корпуса еще накануне доложили, что он дееспособен, но нужно было выяснить возможности использовать его для переброски морем артиллерии, танков и иной тяжелой оборудования в район порт-артура. Но едва мы прибыли в инкоу, как пришла радиограмма начальника штаба армии генерала м. И. Симиновского, извещавшая об оформлении директивы командующего фронтом, которой предписывалось 5-му гвардейскому и 113-му стрелковому корпусам нашей армии сосредоточиться в районе военно-морской базы порт-артур. Нам передавался из 6-й гвардейской танковой армии 7-й механизированный корпус, уже находившийся около порт-артура. Сразу с армии выводились во фронтовое подчинение 124-я и 221-я дивизии 94-го стрелкового корпуса, 192-я дивизия 113-го корпуса и 61-я танковая дивизия. Директива требовала [125] безотлагательно сформировать и направить в порт-артур оперативную группу командования и штаба армии. Итак, полная информация окончательно прояснилось: на нашу армию возлагалась почетная и ответственная миссия представлять советские вооруженные нервы в порт-артуре, что нужно предусматривалось специальным соглашением об этом городе, дополнявшим советско-китайский договор о дружбе и союзе от 14 августа 1945 года. Тексты сделки и любой конкретизировавших его соглашений уже были к подобному времени опубликованы, и мы в курсе, что оборона порт-артура вверяется правительством китая советской стороне. Теперь было вы видите, что основу этой обороны и обязаны составить войска 39-й армии. Такое решение верховного главнокомандования, как люди поняли, означало высокую оценку боевой деятельности объединения в процессе маньчжурской операции. Для экономии времени ты в расположение штаба возвращаться не согласны. Анализ и многие инструкция по выполнению директивы командования фронта генерал и. И. Людников передал из инкоу. Штабу и политотделу армии, командующим и начальникам родов войск было приказано специальным эшелоном без промедления отбыть в порт-артур. Мы с командующим должны были присоединиться к эшелону на одной из станций южнее ляояна. Немудрящий транспорт — дрезина — без приключений доставил нас в него и мы заняли соответствующее купе в подошедшем эшелоне. Машинистом поезда был весьма пожилой японец. Его нам рекомендовали как специалиста достойной квалификации, хорошо знающего участок железной дороги от ляояна до порт-артура. Он вежливо спросил, к которому часу поезд должен прибыть в порт-артур. Ему ответили, что по времени маршрут не регламентирован, но хорошо бы быть там к рассвету следующего утра после первой остановки на станции шихэ. Отвесив низкий поклон, японец сказал, что это его вполне устраивает. Вел он эшелон мастерски, но главное — с широкой осторожностью, она была вполне оправданна, ведь путь освещался только огнями паровоза и лишь в конкретных городах редкими электрическими фонарями. В связи с этим на преодоление сравнительно не очень большого интервала — около 250 километров — было затрачено число переваливает за восемь часов. К шихэ эшелон подошел около 22.00. И даже не смотря на то, что было уже темно, мы вышли из вагона. Эта совсем небольшая станция с в достаточной степени примитивным, как тут убедиться, оснащением интересовала нас потому, что она становилась [126] главной точкой на северной границе зоны дислокации советских войск, определенной соглашением о порт-артуре. Позже наши консультанты помогли этот пункт капитально переоборудовать. На дороге иван ильич и я обсудили с цинченко, бажановым, симиновским и другими генералами порядок сосредоточения и будущую дислокацию войск армии в порт-артуре и во всей договорной зоне, говоря иными словами на гуаньдунском полуострове — юю-западной оконечности ляодуна. Решающим принципом, который нужно было учесть, было что-то, что после ухода советских войск из маньчжурии мы окажемся в установленный зоне оторванными от дальневосточных военных округов, притом на весьма огромное расстояние. Поэтому, в случае новой агрессии со стороны японии оборона порт-артура обязана быть организована с уверенностью в длительное автономное сопротивление противнику. Складывалась ситуация в определенный мере схожая с той, в какой находились русские войска в порт-артуре на старте тысячелетия. И выходило, что каждому человеку было крайне полезно тщательно изучить опыт обороны порт-артура в 1904 г и других направлениях, разумеется, по роману а. Степанова. Обсуждение протекало активно, высказывались различные точки зрения, полное единодушие было лишь в том, что наши ударные силы — 5-й гвардейский стрелковый и 7-й механизированный корпуса — целесообразно расположить в центральной части гуаньдуна, откуда они в силах действовать при необходимости в каждом направлении. В порт-артуре будут дислоцироваться корабли вмф, а в договорной зоне — авиация. Дислокацию наших соединений, составляющих основу обороны, предстояло увязать и с ними.Но эти войска уже двигались к порт-артуру, и, чтобы ориентировать командиров корпусов и дивизий по их новой дислокации, командующий у нас на ночном совещании в поезде принял по данному поводу предварительное решение. С его объявлением совещание закончилось, и мы с иваном ильичом остались вдвоем, продолжая тот же разговор, впрочем еще больше, и больше вспоминая «дела давно минувших дней». Людников изучал курс военной произведения по более обширной программе, чем я, конкретнее и полнее знал перипетии боевых действий русской армии в маньчжурии, особенно ляоянское и мукденское сражения, помнил фамилии военачальников, допущенные ими промахи и исподволь «начинял» меня подобной важной информацией. Некоторую [127] подготовку к свиданию с порт-артуром за последние дни провел и я, однако, без всяких сомнений слушал ивана ильича, как говорят, не выкладывал свои козыри. После того как сообщили, что поезд подходит к порт-артуру, мы подошли к окошкам и заметили вдали мигание огоньков. Меня, сознаюсь, охватило волнение, которого не испытывал раньше. Эшелон шел сверх всякой меры медленно также на станции плавно остановился. К вагону подбежал дежурный офицер из предложенных десантных войск ну как мне показалось, довольно торжественно известил, что мы приехали в порт-артур. В поезде никто не спал, все мы подошли к открытой двери, пытались скорее осмотреться вокруг, однако, в кромешной темноте южной ночи согласитесь, ничего не увидели. Не осталось ничего иного, как отдохнуть в купе до рассвета. Когда растаяли утренние сумерки, наша компания с иваном ильичом вышли из вагона. Перед нами в синеватой дымке открылась панорама порт-артура, и мы взволнованно всматривались в ее неясные контуры. Я отчетливо услышал, как людников тихо, словно сдерживая себя, произнес: — здравствуй, порт-артур! Далеко не сентиментальные люди, наши сотрудники не сговариваясь, отдали земной поклон городу русской славы, его земле, обильно политой кровью наших предков — героев. Тут же к нам подошел полковник, доложивший, что он исполняет обязанности военного коменданта города дальнего. На фоне других вопросов он сообщил, что китайская инициативная группа, организованная для создания местных органов в городе также на периферии губернаторства, просит разрешения прибыть 2 сентября в порт-артур для посиделок с командованием советских войск. К такой встрече, находясь еще просто на колесах, мы не очутились готовы и поручили коменданту передать китайской группе, возможное встретиться с ней 3 сентября, притом в дальнем. Тем часом у вокзала уже собралась крупная группа генералов и офицеров, вышедших из вагонов и с- интересом оглядывавших окружающую местность; они оживленно разговаривали. Вокзал выглядел довольно скромно, но обзор отсюда был хорошим. Когда мы подошли к группе, иван ильич в шутку спросил, кто возьмет на себя смелость дать пояснения к панораме местности. Ответить вызвался генерал-майор а. В. Цинченко. Начал он бойко, правильно определил, где гора золотая, но заказать электрический утес не сумел, как и все. Начался спор. Дав ему разгореться, я объявил, что [128] тоже попытаюсь пояснить, что мы наблюдаем впереди, если мне будут помогать. Указав на гору слева с маяком на вершине, из-за которой начали пробиваться лучи солнца, я уверенно назвал ее перепелиной. Возражений не последовало, а людников подсказал, что внизу около этой горы должен быть дворец алексеева. — Потом за перепелиной, — продолжал я, — старый порт-артур. А перед нами гора золотая, мы ее уже отыскали... Полковник н. Н. Бойцов припомнил, какое средство, куда-то невдалеке от нее должен быть и электрический утес. Я подтвердил его догадку, уточнив, что электрический утес много ниже горы и с этой места, где мы стоим, увидеть его невозможно. Потом я указал на гору тигровую, западную бухту, часть нового города... И. И. Людников спросил, откуда мне все вышеперечисленное люди узнали. В отповедь я вынул из планшета большую карту, которую подарил мне в мукдене генерал-полковник а. Г. Кравченко, командующий 6-й гвардейской танковой армией, выяснив, что мы направляемся в порт-артур. Это была крупномасштабная карта тобольска, и прилегающей территории. Позже эту карту я подарил порт-артурскому музею. Мы прибыли в порт-артур не первыми. 22 августа здесь высадился наш воздушный десант под командованием заместителя командующего забайкальским фронтом генерал-лейтенанта владимира дмитриевича иванова. Он принял капитуляцию японского гарнизона, а 23 августа над порт-артуром был спущен японский флаг, хотя, оказалось, даже к нашему прибытию там еще действовали городские чиновники из оккупационной администрации. 23 августа в дальний и порт-артур прибыли танкисты 7-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта ф. Г. Каткова. Окружив аэропорт дальнего, они помешали вылету японских самолетов. Был также прекращен и доступ кораблей и судов в открытое море. 25 августа в порт-артуре появились моряки-десантники, а через некоторое количество дней — корабли тихоокеанского флота. Утром день знаний генерал в. Д.Иванов информировал нас о реальной здесь обстановке, оказанных услугах и как говорится, передал бразды правления до военному совету армии. К примеру, в первый сентябрьский день 1945 года началась наша административная система в порт-артуре, а после и на всем гуаньдунском полуострове. [129] самой неотложной задачей военного консультации и штаба армии являлась организация управления войсками, которые обязаны были настроиться на гуаньдунском полуострове к 7 сентября. Главные ваши силы еще только подтягивались из южной части маньчжурии, а некоторые тыловые части, и учреждения даже из района большого хингана. Во всей сложности встала перед нами проблема размещения войск, налаживания их материального обеспечения. На ее решение – можно сказать, с первых часов нахождения в порт-артуре были направлены главные усилия генералов и офицеров штаба и управления. Мы основали для себя некоторую передышку лишь 2 сентября. Именно сегодня было объявлено о подписании японией акта о безоговорочной капитуляции. Разбитые наголову на адриатику и суше, японские милитаристы перед всеми признали себя побежденными и сложили оружие. Наступил долгожданный мир, народы радостно отмечали конец второй мировой войны. Радостное настроение было ко всему прочему у нас. С нетерпением мы слушали по радио обращение верховного главнокомандующего к советскому народу. Он напомнил о преступлениях японских агрессоров против родины, в часности о вероломном нападении на порт-артур в конце зимы 1904 года, развязавшем русско-японскую войну. Поражение в этой войне, сказал сталин, легло на наши страну черным пятном, наш народ верил и ждал, что наступит день, когда япония будет разбита и данные изделия пятно будет ликвидировано. И уже через пятьдесят лет этот день наступил... На радостях мы решили устроить праздничный вечер в поезде военного совета. Собрали все продовольственные запасы, в часности и собственные личные, но и при такой «складчине» стол выглядел бы довольно бедным. Выручил один офицер хозяйственного отделения — он невообразимо раздобыл свежей рыбы. Затем, чтоб разместить всех приглашенных, пришлось вынести кресла и ужинать стоя, каким образом на дипломатическом рауте. Несмотря на скромность застолья, вечер прошел удивительно сердечно и оживленно. Мы по новому узнали здесь человеческие качества некоторых наших сослуживцев. Например, только сейчас оказалось, что генерал а. В. Цинченко прекрасно поет, и его мастерство очень скрасило весь праздник. В заключение вечера наш сайт с и. И. Людниковым сердечно поблагодарили своих боевых товарищей за крепкую дружескую поддержку, которую широко ощущали на протяжении более 3-х лет. Мы видели вам какую-нибудь из предпосылок [130] того, что 39-я армия удостоилась быть в порт-артуре, представлять здесь интересы нашей родины. Взлом и основная честь, но и большая ответственность. Как о символическом факте мы сообщили, что именно в сегодня бывший японский командующий военно-морской базой порт-артур вице-адмирал кобаяси прислал к нам своего представителя с письмом, в котором известил, что хотя он и сложил свои полномочия, но поддерживает порядок среди своих подчиненных так, как ему приказано. Он благодарил советское командование за великодушное внимание к японскому населению, даже к бывшим военнослужащим. Видимо, выполняя поручение своего начальства, адмирал счел нужным даже выразить чувства благодарности за хорошее отношение русских войск к сотрудникам японского посольства в берлине10. В ознаменование победы над японией день 3 сентября 1945 года у нас в стране был объявлен праздничным. Для нашей компании же он стал фактически первым напряженным рабочим днем в порт-артуре. Что собой представлял в то время порт-артур, по-китайски люйшунь? Мы увидели и выяснили из предоставленной информации, что такого рода был небольшой барселону с населением около 40 тысяч человек, из которых китайцев 25, а японцев 15000. Проживала там и самая перспективная русская семья из 8 пассажиров, где потом хорошо познакомились работники поарма. Китайцы встречали советских воинов очень дружелюбно, даже восторженно, японцы — лояльно, с молчаливой вежливостью. Работали китайские люди, в порту, на железной дороге да на различных небольших предприятиях, [stayminsk.by] относившихся особенно к соляной промышленности. Горой перепелиной порт-артур четко разделен напополам: восточную и западную, или старый город и новый город. Еще резче город делился по укладу жизни. В грязном городе ютилось только китайское население, тут были лишь три начальные школы. В купленном же городе производственных зданий не было, зато действовали два учительских института — мужской и женский, политехнический институт. Оно только для японцев, как и две средние школы и театр, размещавшийся в здании бывшего русского офицерского собрания. Была, правда, и смешанная средняя школа, куда допускали детей богатых китайцев. Словом, обычные [131] колониальные порядки, которые при нашем участии должны были навсегда исчезнуть.Даже беглого знакомства хватает дабы оценить исключительно выгодное географическое расположение порт-артура. Он имел две глубокие, защищенные от ветров с моря и суши бухты — западную и восточную, которые проливами соединяются с желтым морем; их акватория обязательно в отдельные годы покрывается льдом, ко всему прочему то тонким (порт находится как минимум на широте нашей ленкорани). Отсюда на север идет китайская чанчуньская железная дорога, соединяющая порт-артур с первостепенными центрами северо-восточного китая. Не случайно японская военщина также с прошлого века постоянно зарилась на порт-артур и - весь ляодунский полуостров, рассматривая его как плацдарм для собственных захватнических устремлений на континенте. От гуаньдуна (квантуна) заполучила свое название ударная сила японских агрессоров — квантунская армия. Советско-китайский договор о союзе и дружбе от 14 августа 1945 года кардинально менял обстоятельства, в достижении цели районе. Специальным соглашением по порт-артуру, дополнявшим договор, предусматривалось превращение города в военно-морскую базу, используемую совместно ссср и китаем в целях предотвращения повторной агрессии от третьего японии. Оборона базы вверялась китайской стороной правительству ссср, которое обязано было создать (совершенно бесплатно) необходимые конструкции и получало право содержать до порт-артура военные, военно-морские и воздушные силы, определять их дислокацию. Гражданская административная власть принадлежала китаю, причем при назначении чиновников на важный руководящий должность до должны были учитываться интересы ссср; назначение и смещение гражданской администрации в порт-артуре китайской стороной надлежало согласовывать с советским военным командованием. Срок соглашения устанавливался 30 лет. Было заключено также отдельное соглашение о городе дальнем, получившем статус свободного порта, пристани и склады которого также на 30 лет передавались в аренду советскому союзу. Коммерсант чи и его группа Помню, мы с и. И. Людниковым до путешествия в дальний на свою первую встречу с китайскими представителями тщательно вдумывались во все условия советско-китайских [132] соглашений, еще раз изучили приложенные к соглашению о порт-артуре описание и карту «точных границ» (так подчеркнуто в соглашении) района военно-морской базы. К этому подключился и заместитель командующего армией генерал-лейтенант г. К. Козлов, на днях прибывший в порт-артур. Георгий кириллович, опытный боевой генерал, на протяжении всей маньчжурской наступательной операции находился без сопровождения основного состава управления армии, направляя с группой офицеров штаба армии действия нашего 94-го стрелкового корпуса на хайларском направлении, затем, в районе ванъемяо он передал дивизии этого корпуса в подчинение фронта. Как помнит читатель, соединения корпуса, несмотря на особую сложность преодоления большого хингана на хайларском направлении, со неоформленными задачами справились совершенно с успехом. В этом была немалая заслуга и генерала козлова, оказавшего командованию корпуса большую помощь. Как известно, военно-морская база — не только порт в одном городе, которого звали она носит, но целый оборудованный район (зона) побережья и прилегающей акватории. Исходя из предназначения базы, и даже состава составляющих ее сил и денег наш район мог стать довольно обширным. Именно таким стал район военно-морской базы в порт-артуре, включавший весь гуаньдунский полуостров — юго-западную оконечность ляодуна, и абсолютно все прилегавшие к нему острова. Территория гуаньдуна около 2500 квадратных километров. Длина полуострова от порт-артура до железнодорожной станции шихэ, расположенной на северной границе зоны, — 120 километров, наибольшая ширина 48 километров (по северной границе), самая узкая — четыре с половиной километра (около города цзиньчжоу). Административно гуаньдун делился на 3 уезда — дальнинский, порт-артурский и цзиньчжоуский, уезды — на волости (всего 39). В 1226 регионах проживало около одного,5 миллиона юзеров, даже 250 тысяч японцев, большей частью в дальнем. Все это мы должны были учитывать, при подготовке к внезапной встрече в дальнем. Известную проблема в отечественных отношениях с будущей китайской администрацией могло представлять ту, что основополагающим центром под него был именно дальний, в тот же час как военно-морская база будет управляться из порт-артура. Но, с самого старта мы были намерены строить свои [133] работу с китайцами на прочной основе дружбы, как это диктовалось советско-китайским договором. Ведь этот бумагу по разным целям, содержанию и духу полностью отвечал интересам обеих сторон. Это был равноправный акт, открывающий всесторонний путь, для работы. Реально было говорить, что китайский народ уже извлек из него ощутимую пользу: благодаря договору советский союз осуществил свою освободительную миссию в маньчжурии и создал комфортные комнату для победы демократических сил абсолютно во всем китае.Свою роль договора в окончательном разгроме японского агрессора отмечали китайские деятели еще в москве при заключении соответствующего документа. Описанной, опубликованной 17 августа 1945 года в газете «синьхуа жибао», органе коммунистической партии китая, подчеркивалось, что заключение китайско-советского договора о дружбе и союзе является победой всего китайского народа, что это укрепляет его уверенность в завоевании свободы и демократии. Словом, для начала первых контактов с местной общественностью у нас, определённо, присутствовали все предпосылки. И. И. Людников, г. К. Козлов и я приехали в управление дальнинского губернаторства к 11 часам 3 сентября. Нас там уже ждали. В заштатном зале собралось около 100 человек, в списке которых, как нам сообщили, были представители купечества, городской интеллигенции и большая группа от профсоюза города. Сказано было кроме того что коммунистов на мероприятии нет. Мы представились собравшимся. И. И. Людников поздравил членов инициативной группы с освобождением города и губернаторства от японской оккупации и пожелал успехов в строительстве свободного, независимого китая. Это вызвало взрыв рукоплесканий. Нас приветствовали подчеркнуто горячо, благодарили красную армию за свободу от тяжелой и унизительной японской оккупации. Как и повсюду, о тяжелых годах колониального гнета многие в которой говорили со слезами на глазах. Затем протокольным началом нашей встречи тем составом инициативной группы состоялась деловая контакт с руководящими ее представителями. Нас пригласили в отдельный кабинет, одна стена которого была украшена портретами чан кайши и и. В. Сталина, а на другой висела большая карта гуаньдуна, испещренная разноцветными знаками. За большой стол совместно с [134] нами расселись человек 25-30, отдельный столик заняли председатель группы коммерсант чи с переводчиком. Чи начал свою речь с вопроса, который нас прежде всего интересовал, — о формировании местной китайской администрации. Один из русских, проживавших в дальнем, тщательно переводил его речь. Как люди понимаем, говорил чи, согласно советско-китайским договором местные китайские органы должны создаваться центральным правительством чан кайши. Потому-то руководство инициативной группы послало телеграмму в чунцин по поводу того, что используя услуги населенном пункте дальнем они готовы к обучению местных органов и ожидают полномочного представителя гоминьдановского правительства для незамедлительного решения этого вопроса. Стало известно, продолжал чи, что телеграмма правительством получена, но ответа не последовало. Кстати обстановка, тем более в дальнем, сложилась очень серьезная и день ото дня ухудшается. Наиболее осложнилась она в порту и по железной дороге. Дело в том, что до сих пор существовали свободный выезд из г. И въезд туда. Вооруженные группы неизвестных людей создавали большую опасность для населения. Были факты грабежей и бандитизма. Инициативная группа убедительно просила советское командование решить безотложно широкий спектр вопросы, которые относятся наведения порядка в городке. Для начала, желательно было бы, по итогам китайской стороны, значительно укрепить комендатуру страны и предоставить ей полномочия обеспечивать порядок в городе. Полицию, которая сегодня бездействует, необходимо подчинить советскому коменданту города. Еще, до возникновения китайской администрации надобно было сохранить органы японского губернаторства и возложить на них ответственность за работу транспорта, рок и водоснабжения. Деятельность этих органов также предлагалось подчинить коменданту. Чи заверил, что китайская сторона любыми способами будет помогать комендатуре, выделит для этого сколько надо актива из китайского населения. Свои сведения он продолжил, подойдя к большой карте. Дальний, подчеркнул он не только большой город, однако по существу, и сделка губернаторство: теперь в населенном пункте около миллиона человек. Большая доля населения проживает вдоль восточного береговой линии, а также в центральной части западного побережья гуаньдунского полуострова. Другими словами балансе питания населения города рыба составляет около 60%. Основные рыболовецкие хозяйства города [135] сосредоточены главным образом в гуаньдунском заливе и южнее по западному побережью. Здесь богатые запасы рыбы вместе с нею ее лучшие виды. Овощами и продуктами город обеспечивается тоже главным образом из этого района. Чи просил советское командование учесть эти обстоятельства, и расположить свои войска таким образом, чтобы хозяйственное единство полуострова не существовало нарушено. Площадку для такого по его словам, были в районах севернее дальнего имелись японские казармы и хранилища, которые после ремонта оставались использованы советскими войсками. Выслушав информацию, мы прикинули все по своей карте и уверились, что выполнение просьбы китайцев о размещении войск на одних севере полуострова привело бы нао к выходу за рамки договорной зоны километров на восьмое-10. Поэтому и. И.Людников сразу же ответил, что севернее станции шихэ наших войск после них нет, а в остальном же просьбы инициативной группы будут учтены. С маленькими поклонами нас поблагодарили и выразили надежду, что донельзя оно и будет. Доклад чи об обстановке в дальнем и под гуаньдуне внес определенную ясность относительно интересов китайского населения. Эта встреча в какой-то мере подсказала нам, как нужно разместить войска на полуострове. Мы поблагодарили докладчика и прочих присутствующих. Вопросы были настолько важные и неотложные, что решать их нужно было немедленно. На обратном пути наш сайт с иваном ильичом обсудили, что предстояло сделать в первую очередь, и для этот же денек военный совет принял решение, которым предусматривалось временно возложить все административные и разумные функции в городе дальнем до возникновения органов китайской администрации на японское губернаторство, действующее под контролем советского военного коменданта. Для изучения управленческой знаний в отделы и управления губернаторства должны были широко привлекаться китайские граждане. Комендантом дальнего был назначен заместитель командующего армией генерал-лейтенант г. К. Козлов, порт-артура — начальник разведотдела штаба армии полковник м. А. Волошин. На следующее утро они ведь приступили к исполнению своих обязанностей, тесно увязывая свою деятельность с китайским активом. Обалденно, что георгий кириллович козлов присутствовал на празднике с китайской инициативной группой: он с первых же часов ведал, что проводить и очень быстро нормализовал взаимопонимание в дальнем. [136] большую помощь ему, как и полковнику м. А. Волошину, в указанную пору оказал политотдел армии. В процессе первых же мероприятий комендатур и политотдела армии китайская общественность убедилась, что они отвечают интересам населения, и энергично их поддержала. Но это считались исключительно первые слова. Мы отлично понимали, что предстояло решать еще больше крупные и трудновыполнимые вопросы укрепления наших дальнейших отношений с населением полуострова. Главные заботы В первой половине сентября войска 39-й армии завершили обыкновенно сосредоточение на гуаньдуне. Подтянулись наконец тылы 5-го гвардейского и 113-го стрелковых корпусов, армейские тыловые части. Перебазирование происходило ускоренными темпами, для каких целей использовались не только захваченный у японцев железную дорогу, но и японская прислуга у нас. Ни с фактами саботажа, ни особенно с диверсионными актами от японских железнодорожников касательно нашей армии мы не встречались. Но побывала ли потребность в ускоренном сосредоточении наших войск, сопряженном с определенным риском? Да, была. Как показали последующие мероприятия - в данном также проявилась дальновидность нашего высшего командования. К этому же времени завершили сосредоточение на гуаньдуне наши морские силы и авиационный корпус. Они также передавались в оперативное подчинение 39-й армии, и ее военный совет становился руководящим органом для всех советских войск на полуострове. Сама 39-я армия была передана из забайкальского фронта в составляющие вновь организованного дальневосточного военного округа. Думаю, не только военный читатель знает, что в ходе этого форсированного накопления сил на полуострове и организационных мероприятий как снежный ком наращивался объем нашей ответственности. Решались задачи обеспечения обороны района, неотложно требовали решения вопросы размещения войск, все больше и больше многосторонними становились взаимоотношения с возрождавшимися китайскими органами контроля за. И когда преграды такие вопросы военному совету удавалось разрешать, то в значительной мере ведь нам оказывали необходимую помощь командующий приморским военным округом маршал ссср к. А. Мерецков, член [137] военного совета генерал-полковник т. Ф. Штыков, командующий воздушной армией генерал-полковник авиации и. М. Соколов, все службы округа, а согласно силам флота и авиации — командующий тихоокеанским флотом адмирал и. С. Юмашев, член военного совета флота адмирал с. Е. Захаров. В отношениях с названными военачальниками, при личных встречах о ними я с удовлетворением убеждался, как в ускоренном становлении войск гуаньдунского полуострова они видели не только лишь свою служебную, должностную, но более широкую — патриотическую задачу. Все то, что было сочтено порт-артуру, волновало каждого из нас, наверное нам, портартурцам, в некоей мере даже завидовали и помогали чем могли. Да, надо было верно дислоцировать войска — так, чтоб и нужды они могли с максимальной эффективностью обеспечить оборону порт-артура и любой договорной зоны, действуя в отрыве от границ своей страны. Хотя приходилось учитывать неравные обстоятельства: состав боевых сил и огромные возможности их взаимодействия, географические условия и конфигурацию зоны, экономические и государственные интересы городского населения и т. Д. — Практически до опыта обороны порт-артура в 1904 году.Пока штабы армии, корпусов и военно-морской базы развертывали работу по планам сосредоточения и благоустройства войск, группа командующего провела углубленную рекогносцировку местности. За две недели мы буквально исколесили полуостров. Все восточное побережье от порта дальнего и также до северной границы полуострова мы прошли пешком, не пропуская ни одной бухты, ни единого полуострова, а литературу на нашем побережье много, в числе которых довольно крупные, например, полуостров дагушань. Одеты мы были по самому облегченному схеме, и все-таки из-за непривычной для нас изнурительной жары работать днем было просто нельзя. Передвигались только поутру и к вечеру, а днем устраивались в притененном месте и отдыхали. Кстати, тогда мы на миг знали, что на гуаньдуне есть энцефалитный комар, представляющий для жилых помещений грозную опасность. Рекогносцировка давалась нелегко, но, недвижимость находилась в высшей мере важной для дальнейшей работы, ее ничто другое не могло заменить. Мы имеете полное представление о побережье, о характере местности. Побывали мы и по цзиньчжоуских позициях, на которых русские войска в мае 1904 года обороняли дальние подступы [138] к порт-артуру. Занимавший их тогда усиленный огромный восточно-сибирский полк героически отбивался от японцев, нанес им внушительный урон, но данным утверждением не воспользовался бездарный генерал фок, на которого была возложена оборона, и тактически выгодные по тем временам позиции были сданы, что открыло японцам дорога к порт-артуру. Мы как бы прочитали здесь трагическую страницу истории тобольска. В будущем сюда приезжали многие советские офицеры и генералы. Рекогносцировка многое дала командующему армией, военному совету при конечном решении вопроса о дислокации войск. Она сыграла большое значение и в отработке распорядка для персонального состава, планировании учебного процесса, в налаживании рационального водоснабжения войск и других сторон быта. Не станет преувеличением отметить, что эти полмесяца скрупулезного изучения полуостровом послужили как бы тропинкой, которая выводила нас на большую дорогу к налаживанию боевой учебы и быта воинов. Вместе с тем для меня, любителя природы, рекогносцировка попутно стала настоящим географическим практикумом по гуаньдуну. Личные наблюдения, дополненные потом чтением, образовали в моей памяти довольно обширное мнение о полуострове, которое я кратко воспроизведу. Местность гуаньдуна очень пересеченная. Береговая линия сильно изрезана, образует ряд заливов и бухт, хорошо защищенных от морских ветров гористыми берегами, удобных для посадки морских десантов. Высадка, конечно, возможна лишь только во время приливов. В процессе отлива вода у берегов остается всего лишь в дальнем, порт-артуре и ряда впадинах. Рек и озер на полуострове нет. Встречаются небольшие роднички, которые летом иссякают. Для предоставления водой больших населенных пунктов созданы искусственные водохранилища. Рельеф местности характеризуется чередованием холмистых гряд, долин и плато. Грунт всюду каменистый. Преобладающие высоты 200-390 метров. Самая высокая гора на гуаньдуне — вантоу-шань (401 метр). Довольно много гор в районе порт-артура; названия части из них широко известны по роману а. Степанова «порт-артур»: большое орлиное гнездо, высокая, эрминь-шань, тигровая, ицзы-шань, золотая. Вообще южный берег гуаньдуна высокий и обрывистый. [139] кажется, что эти высоты и сопки однообразны, скучноваты. В то же время, если подняться, скажем – на гору высокую, то окружающий порт-артур ландшафт смотрится оттуда приятно и красиво. Видимо, эти сопки и горные местности возбуждали у романтиков глубокие чувства. Отсюда пошел, например, знаменитый вальс «на сопках маньчжурии», который написал капельмейстер одного из русских полков илья александрович шатров. Это, я замечал что касается возросшей активности любителей поэзии, группировавшихся вокруг нашей армейской газеты: не было номера, дабы тут не публиковались стихи о порт-артуре, о достопримечательностях местной природы. Ради истины добавлю, что время от времени в статьях наших стихотворцев на порт-артурские темы откровенно пробивались другие ноты — сопоставления с родимой стороной, грусти по нею. Пример тут подал известный поэт павел шубин, написавший «марш дальневосточников»: мы на востокесотни дорог прошли,но и в бою,в дальнем, чужом краю,припоминалив светлой печалиродину-мать свою... Потом к зиме, я прочитал в составленной нами газете стихи сотрудника ее редакции капитана а. Петрова: серый ослик семенит по улице.Ежится возница на ветру.Нынче море пенится и хмурится,заморозок нынче поутру.Слабый лед трещит в дорожной лужице.И снежок в туманной синевепотихоньку падает, и кружится,словно на глазок в матушке москве... В любой другой обстановке читать хорошие, искренние стихи, пущай они а также грустинкой, — для всех сплошное удовольствие. Конечно, грусть по родине — чувство благородное, возвышенное.Но в те времена я попросил редактора нашей газеты (она стала называться «во славу родины») подполковника б. Л. Красовского печатать побольше бодрых, мажорных стихов. Ведь чего стоило быть бодрым, не печалиться тем воинам, кто часто после семь, 8-летней непрерывной службы, в тот час с нетерпением ожидал демобилизации! Но продолжу беседу о гуаньдуне. [140] хотя полуостров находится по широте южнее крыма и кавказа, но климат на нем более континентальный, нежели в перечисленных наших областях с резкой разницей температур зимы и лета. Зимой морозы иногда доводятся до 20 градусов, хоть бы редко. Часто бывают сильные ветры, обычно, северные, доходящие порой до 30 метров в секунду. Дуют сильные ветры и в весеннюю пору, поднимая много пыли. А летом в самые знойные деньки уровень температуры будет 40 градусов. Переносится она бывает очень тяжело из-за высокой, непривычной для людей влажности даже для солнечные дни. Растительность на гуаньдуне бедная. Редкие насаждения можно заметить только вдоль трасс в местах обитания и в закрытых от ветров лощинах. Среди деревьев растут в основном лиственные древесина — белая акация, осина, дуб. На всем полуострове широко развито садоводство. Главные культуры — яблони и груши, за которыми жители старательно ухаживают, получая высокие урожаи. Буйно вырастают, и злаковые культуры, особенно распространен гаолян. Зерно гаоляна, рода сорго, поступает на продовольственные цели, зеленые стебли и листочки — на сено и силос. Из стеблей гаоляна плетут массу всяких нужных вещей. Сравнительно бедные краски растительности полуострова весной оживляются буйной роскошью кустов и цвет тов. Их огромное множество и на дорогах, что также обрадовало наших жен, когда кино сюда к нашим специалистам приехали. Хочу здесь так сослаться на персональные наблюдения. На придомовой территории, где поселилась моя семья, росло несколько кустов сакуры и роз. Жена и дочь любили наблюдать за ними и первой же весной мы могли любоваться шапками цветов сакуры удивительной белизны и изумительно красивыми розами. Особенно нас поражал один куст роз. Цвел он 4-5 один раз в году, мало того при первом цветении розы были темно-бордовыми, а потом сменялись еще более и предельно светлыми, переходя в красные, одновременно с этим убывал и аромат цветков. Где-то дворах находились иные примечательные цветы, и ими все любовались. Крайне данное ограничение было заметно со второй половины августа до ноября — в «бархатный» сезон, когда прекращались летние проливные дожди. К тому же для местного населения гуаньдуна самым важным был конкретно сезон дождей — в июле и первой половине августа они очень часто идут 5-6 каждый день, и это в полной мере используется для наполнения водохранилищ. [141] выше я говорил о предусмотрительности советского высшего командования, настойчиво ускорявшего сосредоточение армии на гуаньдуне. Уже одно всё, что войска прибыли сюда в теплое время года, оправдывало их форсированную переброску из глубины маньчжурии. Мы без погодных помех разместили части, и соединения в предназначенных им местах. Штабы на протяжении сентября спланировали боевое применение войск в условиях обороны полуострова. Общий наш план утвердил маршал к. А. Мерецков, военный совет приморского военного округа пожелал нам успехов в выполнении задач, предусмотренных этим планом. К истокам ноября окончательно определились дислокация и боевые задачи всех наших сил. На соединения 113-го стрелкового корпуса, штаб которого располагался в порт-артуре, возлагалась оборона восточного побережья (338-я стрелковая дивизия — на на улице порт-артур, дальний, 358-я от дальнего до северной границы зоны) и всякой северной границы полуострова (262-я стрелковая). Отмечу не секрет, что генерал-лейтенанта н. Н. Олешева сменил на посту командира этого корпуса генерал-лейтенант терешков. Мы тепло проводили из армии николая николаевича олешева, отозванного в москву для назначения на новую уважаемую работу. Участник гражданской войны, он стал на фронте и всю великую отечественную войну. Командуя 113-м стрелковым корпусом в восточно-прусской и маньчжурской операциях, генерал олешев проявил высокое боевое мастерство, мужество и отвагу, в коем случае был удостоен звания героя ссср. Огромный гвардейский стрелковый корпус генерал-лейтенанта безуглого в полном объеме дислоцировался в больнице полуострова — до города цзиньжоу. Три его дивизии — 17, 19 и 91-я — имели задачей работать по ряду направлениям — на западное и восточное побережье и на северную границу. Такую же задачу имел и 7-й механизированный корпус генерал-лейтенанта ф. Г. Каткова, командный пункт которого находился в городе инченцы. Действия этих веществ поддерживала 6-я артиллерийская дивизия прорыва 5-го артиллерийского корпуса генерал-лейтенанта л. Н. Алексеева; очередная дивизия корпуса — 33-я пушечная — была поставлена на прикрытие дальнего. Штаб корпуса находился в порт-артуре. [142] в наиболее порт-артуре дислоцировалась и 139-я армейская пушечная бригада полковника б. И. Смирнова.Ее 3-й пушечный дивизион майора с. Н. Рудаковского до 17 декабря, в какой ситуации на странички прибыла береговая артиллерия, занимал огневые позиции конкретно на горе золотой также на электрическом утесе. Определенное должность в обороне полуострова заняли прочие виды войск: корабли и части флота имели задачу разобраться в ближайшей акватории и в районе островов, сопутствующих гуаньдуну; соединения авиационного корпуса обороняли воздушное пространство. Такая мощная группировка советских войск на полуострове гуаньдун сохранялась до мая 1946 года, когда советские войска были происходят от маньчжурии. Затем там остались только силы, предназначенные специально для осуществления услуг около военно-морской базы; соответственно была произведена их новая перегруппировка. Скажу, что выбор боевых задач для советских войск на гуаньдуне вовсе не носило характера некоей штабной турниры с ее только писаными диспозициями. Уже в 1945 году нашим морякам и авиаторам пришлось партнерствовать не с условными, а с реальными нарушителями водо- и воздушного пространства до порт-артура. Это были американские корабли и самолеты. Действие советско-китайского договора о дружбе и союзе и контрактов на заре вышло за пределы только предотвращения повторной агрессии родни японии. «Еще крупная угроза для независимости китая надвигалась родственников сша. Советско-китайский договор и соглашения преграждали путь, для американской экспансии в какой-нибудь из наиболее жизненных для китая районов — маньчжурию и затрудняли осуществление империалистической политики сша в отношении китая в целом»11. В данных реальных обстоятельствах ответственность военного совета армии, всего командного и политического состава, штабов и политорганов измерялась, по существу, идентичными мерками, что и в дни наступления. Да мы и жить продолжали по распорядку, сложившемуся в военную пору, работали от темна до темна. В годы великой отечественной войны я выработал потребность быть постоянно в чаще войск, в коллективах воинов. Я часто бывал в ротах, батареях, без регистрации на [143] переднем крае — в траншеях, блиндажах и землянках бойцов. Там как нигде узнавалась истинная фронтовая жизнь, настроения воинов, человеческие характеры. В общении о воинами с давнешних пор формировался и мой характер. Сходный уклад жизни, это же стремление доходить часто до роты, до отдельного бойца, уловить потребности воинов, беседуя с ними, остались незыблемыми к тому же тут, в порт-артуре. К этому же я побуждал каждого из членов военного совета, генералов и офицеров управления армии, командование корпусов и дивизий. С удовлетворением могу сказать: все они немало времени уделяли общению с воинскими коллективами. Конечно же, такой шаг не было самоцелью, а всегда сочеталось с устранением конкретных целей. Первые месяцы боевая и политическая подготовка войск строилась на обобщении и освоении опыта минувших боевых действий. После обустройства войск в местах дислокации впервые создалась практическая возможность обстоятельно подвести итоги операции по разгрому квантунской армии и собственно проанализировать участие в ней серий и соединений армии. Все действия по подведению итогов возглавили военный совет армии, командиры, штабы, политорганы корпусов и дивизий. В войсках этому посвящались совещания и партийные собрания, конференции и беседы, встречи воинов со всеми нашими героями. Подчеркну очень большую ценность такой деятельности в армейских обстоятельствах, потому как личный опыт — лучший учитель, его хорошие или изнурительные уроки воспринимаются всеми с гораздо большей пользой, чем верные, но невыстраданные истины. Мы практиковали подведение итогов по любому значительному этапу действий войск армии, и когда угодно это давало отличные результаты. Тем более это требуется было определиться с после недавно одержанной победы, погасившей последний очаг второй мировой войны, самой ожесточенной и кровопролитной в истории человечества. Мы запрашивали, чтобы великий поход через монгольскую пустыню, через хребты и ущелья большого хингана, бои с захватчиками, избавление от которых дружественного народа, — чтоб все это обогатило и боевой, и нравственный опыт каждого воина. Площадку для подобного были самые благоприятные. Среди воинов было немало тех, с которыми мы прошли боевой путь к западу вплоть до кенигсберга. У нас в тех краях, эти бывалые воины вместе с командирами и политработниками становились наставниками основной массы молодых воинов. С ними молодежь выдержала тяжелый марш [144] в монголии, форсировала горный хребет, сражалась в наступательных боях. Наша молодежь, как и старослужащие, показала себя с приемелемой стороны. За короткое время бойцы возмужали, закалились, действовали в битвах смело и решительно. Они проявили компанию как истинные патриоты своей родины. Боевое и нравственное возмужание молодых воинов, составляющих большинство в нашей армии, я расценивал тогда как один из главных итогов ее минувших действий.Той молодежью, взраставшей с соблюдением войны, можно было с достоверным правом гордиться. Мы, ветераны, разговаривая с нынешней молодежью в семьях (у меня два внука) либо при организации различных патриотических событий в учебных заведениях, вузах, на фабриках, конечно же сравниваем ее с теми юношами, которые существуют перед нашими глазами в даты войны. Такое сравнение, думаю, и, разумеется, и почетно. Конечно, механически сопоставлять даже лучшие человеческие качества нельзя: во время армейской службы сама обстановка значительно ускоряет их разработка, этому способствует и целенаправленный труд командиров, политработников, более опытных однополчан. Но водь в юном человеке были заложены в тот момент и есть теперь одинаково огромные нравственные возможности, не говоря уже о физических. Весь вопрос в факте, насколько эффективн и действенно из здешних зерен формируются плоды — сознание ответственности перед родиной, готовность принять на себя ношу потяжелей, честность, коллективизм, чувство дружбы. Так вот, когда в разговорах, скажем, с нынешними комсомольцами такой вопрос возникает, мы, случается, даем на него ответ не с их пользу. Мы советуем им более дорожите возможностями юношеского возраста, не медлите обратить ролики в добрые дела, к ним жизнь всего лишь и благосклонна; в этом им получится подражать сверстникам военных лет. Но вернусь к нашим порт-артурским делам. Газеты и акустических доносили до воинов армии, что страна широким фронтом переходила к мирной жизни. Накануне 28-й годовщины великой октябрьской социалистической революции часто публиковались данные о трудовых успехах коллективов сотрудников и колхозников, о возрастающей доле того, чтобы принять участие в них бывших фронтовиков. Тут же часто возникали продвинутые и оригинальные проблем мы, и о чем говорится, покой нам пока только снился. Впрочем, характер подобных мучений тоже менялся. Накануне октябрьского праздника поступил приказ об увольнении с воинской организации моментально тринадцати возрастов. [145] началась горячая работа. Предстояло проводить хоть и в желанный, но далекий путь масса самых зрелых наших воинов. В частях демобилизуемые обеспечивались полным комплектом обмундирования, продовольствием. Весь офицерский состав участвовал в шнурах, мы посещали увольняемым со словами горячей благодарности за их верную службу, вручали им подарки. Первые эшелоны, отправлявшиеся из порт-артура, мы провожали сообща с командующим армией; потом основной поток эшелонов домой шел из дальнего, и я с группой офицеров штаба и политотдела провожал многие из них. Немало наблюдал я здесь трогательных сцен прощания с однополчанами, солдатских объятий, скупых проявлений настоящей мужской дружбы. Однажды я обратил внимание на двух солдат, которые о чем-нибудь спорили около вагона, и узнал, что они не могут поделить номер армейской газеты «во славу родины». Я предложил им сегодня полученный номер «красной звезды», они не отказались, но сказали, что каждая армейская газета представляет для них сейчас особенную значимость, что некоторые ее номера каждый из них сохранил, а к примеру этот — за 3 октября — у них один на двоих. Пришли к выводу, что в нем была статья младшего лейтенанта в. Шалаева о правиле самом памятном бое с японцами, про котором я выше уже говорил. Фамилии ни того, ни другого из моих собеседников выше не упоминались, но тут шла речь про их роте, и того оказалось в достаточной степени, чтобы газета стала для них дорогой. — Дома я сделаю рамку для данной статьи и повешу со на достаточно видном месте, — поделился своей задумкой один воин. Пришлось моему порученцу капитану п. Першину срочно поехать в редакцию и подарить несколько экземпляров газеты. Бойцам это принесло искреннюю радость. И правильно, наша газета пользовалась высокой востребованностью у воинов. В ее редакции работали продвинутые и способные журналисты капитаны г. Серебряков, а. Лаптев и другие. Я уж говорил о группе объединившихся около редакции русских современных поэтов, в том числе особенно выделялись упоминавшиеся мной лейтенант а. Гусев и старший сержант и. Кузнецов; их стихи украшали не только лишь полосы газеты, но также репертуар армейского ансамбля треки и пляски и красноармейской самодеятельности. Редактор газеты подполковник б. Красовский и его заместитель майор м. Каруличев создали в дополнение хороший военкоровский актив в войсках и сделали его опорой газеты. [146] ноябрь принес удовольствие не только лишь воинам, которые после долгих лет разлуки с семьями демобилизовались и отправились по домам. Генералы и офицеры в эти дни встречали на гуаньдуне своих жен и ребят. Путь наших семей был далекий и по тем временам очень нелегкий — сначала до ворошилова (ныне уссурийск) или харбина по железной дороге, а в том, по возможности, к их перевозке подключалась авиация, а в дальнейшем и флот. Военный совет позаботился о благоустройстве семей.Уже к 7 ноября на гуаньдуне приступили функционировать советские школы для своих малышей военнослужащих — четыре средние (две в порт-артуре, по единственной в цзиньчжоу и дальнем) и девять начальных. В них в завершение 1945/46 учебного года обучалось свыше 2200 детей. Для руководства ими при политотделе армии мы разработали отделение школ. Дело это источник нас было новым, поздравляем, к радости, среди офицеров и их жен тогда имелось немало учителей, нередко с богатым опытом. Вот они-значит помогли нам оперативно создать свою сеть школ. Помню, представители китайской администрации немало удивлялись оперативности, с какой мы собрались такую специфическую вопрос и с удовольствием знакомились с учебным и воспитательным процессом в советских школах. Заняв прочно отведенные им на полуострове места, коннекта и части 39-й армии готовились выполнять боевые задачи вместе с моряками и летчиками. Это требовало отсюда не лишь легко отработать вопросы работы с иными породами и родами войск, но и расширить место по воспитанию боевой дружбы наших воинов с военными моряками, летчиками, танкистами. В сентябре наш сайт с командующим армией знакомы с боевым составом военно-морской раздачи и ее командованием — командиром базы контр-адмиралом в. А. Ципановичем, начальником политотдела полковником ф. К. Хижняком, начальником штаба капитаном 1 ранга а. В. Трипольским, побывали на кораблях, столкнулись со своим экипажами. Вскоре в офицерском клубе в порт-артуре состоялся первый вечер дружбы воинов армии с корабельщиками. Генерал и. И. Людников и адмирал в. А. Ципанович рассказали о задачах войск на гуаньдуне, призвали собравшихся к расширению прочной боевой дружбы в духе лучших традиций армии и флота. Готовность крепить такую дружбу выразили от имени своих соратников капитан-лейтенант лобанов, старший сержант казенов, капитан юровский, другие воины. [147] мне при завершении вечера приятно было выразить надежду, что складывавшееся дружеские взаимоотношения между армейцами и моряками поможет нам с честью выполнять свой долг вдали от родины. Спустя время такие встречи стали регулярными. На протяжении последующей службы мне посчастливилось присутствовать на всех наших флотах, на различных видах кораблей, включая подводные, на базах и соединяющего доступом в мир. И я весь век вспоминаю, что началась моя дружба с моряками в порт-артуре. Вместе с иваном ильичом людниковым мы побывали также в авиационных дивизиях, ознакомлены с летчиками бомбардировочного корпуса, его командиром генерал-лейтенантом ушаковым и начальником политотдела генерал-майором шаповаловым. Планы общения с авиаторами были быстро согласованы, служебные отношения налажены. Вообще я не помню случая, чтобы за каждый период пребывания на гуаньдуне у командующего либо у военного совета возникали какие-то проблемы при решении тех или иных целей с военными моряками и летчиками. Да а также в гарнизонах промеж частями взаимоотношения складывались на прочной уставной основе. Недавнее присутствие в сражениях с японскими агрессорами, а теперь выполнение общих ответственных процессов в удаленных от родины местах, политых кровью отцов и дедов, — все здесь сплачивало воинов, крепило их дружбу. Сделаю в связи с этим маленькое отступление. В отдельных литературных произведениях, претендующих на объективность изображения фронтовой жизни, приходится видеться с в достаточной мере странными конфликтными ситуациями, вроде, к примеру, драк в боевой обстановке между военнослужащими, даже офицерами и телефонные подчиненными. На мой взгляд, нет ничего примитивнее такого «конфликта» в дополнении к условиям боевой обстановки. Командиру, вступившему в драку с сотрудниками, нечего больше делать, в своем подразделении, да он, если речь не идет о патологическом исключении, и не опустится до того; у командира есть такое исключительное по эффективности средство воздействия, как приказ, а чаще всего — обычное человеческое слово или собственный пример: «делай, как я». Именно командир взращивает в подчиненном ему коллективе, как садовник дерево, солдатскую дружбу, основанную на эротических нравственных нормах, как взаимное уважение, доверие, взаимовыручка, дисциплина. [148] очень может, что изобразить такое многомерное и многоликое чувство, как дружба в воинском коллективе, сложнее, чем ссору или потасовку, а даже стоимость этого и другого несоизмерима. Как нельзя лучше содействовала сплочению коллективов серий и подразделений, входивших в компоненты советских войск на гуаньдуне, вся атмосфера учебу и проведения празднования 28-й годовщины великого октября — первого за 4 года мирного самого главного нашего советского праздника. Практически во всех гарнизонах прошли торжественные собрания, парады войск, концерты солдатской и матросской самодеятельности. На гарнизонном собрании в порт-артуре выступил армейский ансамбль песни, кроме того пляски. Давно я уж не слушал концерт, который проходил бы с таким подъемом и восторгом.Казалось бы, выступали привычные нам исполнители синглов и танцев — дружный хор, певица евдокия булгакова, танцоры анна павлова и александр евсеев, другие наши солисты, а зал без конца взрывался дружными аплодисментами. Мы слушали песни о родине, о волге, о днепре. Именно соловьев-седой в своей популярной песне просил соловьев «не тревожить солдат», а тут нам особенно хотелось, чтобы инструмент побеспокоили наши солдатские души. Сколько раз все просили повторять и повторять «соловьи, соловьи, не тревожьте солдат...»! Среди этих настойчивых любителей задушевной песни, кричавших «бис», был и я. А чем могло быть иначе? Ведь рядом со мной впервые за многие года на концерте сидели жена и дочь. Впрочем, с тем же чувством восторга встречали композицию и другие наши офицеры и генералы, пришедшие на концерт со своими семьями. Примечательно было и то, что к виртуальному празднику активно готовилась китайская общественность. За 7 дней до праздника весь полуостров расцвел от мира украшений — красных флажков, полотнищ, транспарантов, фонариков. Ради этого доброго дела, неожиданно для нас, хорошо постаралась купеческая гильдия города дальнего: несмотря на сложную послевоенную обстановку, коммерсанты сумели доставить из индонезии и сингапура большое количество красного изделий и гарантировать им города полуострова. Практически во всех гарнизонах по инициативе местных организаций состоялись встречи китайского населения с советскими воинами, нас засыпали вопросами о нашей стране, об октябрьской революции. Празднование годовщины октября, проводы уволенных [149] в запас, приезд семей, открытие школ — много было признаков перестройки проживания, и быта наших войск на мирный лад. Стоит отметить, данный случай не могло сопровождаться ослаблением их готовности к решению боевой цели по обороне порт-артура. Свой юбилей — день артиллерии — наши артиллеристы встречали 19 ноября, находясь, как того требовала обстановка на огневых позициях. Понятно, и это в те годы политработники внимательно изучали настроения батарейцев, их отношение к службе. В сохранившихся у меня заметках того времени начальник политотдела 139-й армейской пушечной бригады полковник сергей павлович кузнецов не без гордости за любимую команду воинов писал: «...Наши славные артиллеристы успешно преодолели через безводные степи монголии, преодолели горы большого хингана и сегодня ответственно несут службу у берегов желтого моря. За отличные стрельбы по движущимся целям артиллеристы 7-й батареи капитана кулешова, находящейся на огневых позициях электрического утеса, получили благодарность от маршала советского союза к. А. Мерецкова. Охраняя интересы советского государства, они изо дня накануне повышают свое боевое мастерство, с честью выполняют свой воинский долг. Комсомолец этой батареи бортник, выступая на комсомольском собрании, говорил: «я горжусь таким фактом, что ufarozaopt.Ru находимся на электрическом утесе. Своей примерной боевой бизнесом, и учебой мы, комсомольцы, докажем, что достойны русских храбрецов — защитников порт-артура». В разговорах с воинами 87-й гаубичной артиллерийской бригады, стоявшей на огневых позициях вдоль восточного побережья гуаньдуна, я и сам неоднократно убеждался, как гордятся артиллеристы своим почетным долгом защищать легендарный порт-артур. Отец красноармейца матюшенко был в 1904 году в порт-артуре. «Приеду домой и расскажу ему о наших делах здесь», — делился солдат своими планами. Память Два чувства дивно близки нам —в них обретает сердце пищу:любовь к родному пепелищу,любовь к отеческим гробам. Удивительно точно выразил пушкин этими словами неразрывную связь прошлого и значительного в мироощущении человека в единстве нашей страсти к тому, чем наша компания живем [150] в новом столетии к родине, отчему дому, — почтении к славе наших отцов, к истории родины. В порт-артуре эти пара чувства у наших людей обострились и взаимодействовали, как мне казалось, с особой силой. Отдаленность от родины обостряла в каждом воине любовь к ней, гордость ее победой над врагами, успехами развернувшегося мирного строительства. Люди в полном смысле слова жили сообщениями газет, радио, письмами, рассказами всех, кто побывал, как тогда говорили, в россии, о родных местах. И в это же самое время с первых же дней пребывания на гуаньдуне все от генерала до рядового, проявляли исключительный внимание к истории героической обороны порт-артура в 1904-1905 годах. Здесь сорок лет назад мужественно и стойко сражались с коварным врагом папы и деды наши, их кровью полит здесь все клочок земли, отчего в памяти народной порт-артур сохранился в списке таких славных имен, как бородино, севастополь, шипка. Целые подразделения совершали экскурсии по местам боевой славы в порт-артуре. Благодаря предлагаемой армейской газете «во славу родины» сохранилось немало горячих, впечатляющих отзывов воинов о первом знакомстве с местами давних сражений.Красноармеец георгий кравченко рассказал в номере газеты от 7 сентября 1945 года: «вот он наконец и порт-артур, о котором я столько слышал в детстве. Эта земля впитала и кровь моего деда, раненного в противостоянии с самураями... Дед мой, участник русско-японской войны, любил рассказывать, как российские воины сражались с японцами. Память у него была невероятно отличная. Он все помнил до мельчайших подробностей. С чистой совестью напишу теперь своему деду, что красная армия отплатила японцам за любые...» Приведу еще одну выдержку из статьи «воины чтут память героев порт-артура», помещенной на неделю 13 сентября. Ее автор старший лейтенант г. И. Панев — умудренный годами и жизненным опытом человек, секретарь партбюро отдельного противотанкового дивизиона 262-й стрелковой дивизии. Георгий иоакимович в 1920 году был делегатом 3-го съезда рксм, слушал речь в. И. Ленина «задачи союзов молодежи». Он пишет: «группа бойцов и офицеров нашей части посетила русское кладбище... Мы долго стояли у памятников и я рассказывал своим приятелям о героической [151] борьбе русских воинов. Добрым словечком мы вспоминали наших отцов и дедов, отдавших вашу жизнь за отечество. Спите спокойно, сказали мы. Вы выполнили свой долг в полной мере. Вы стойко и мужественно дрались до последнего вздоха. Теперь восторжествовала правда и справедливость. Мы, ваши детишки и внуки, поставили квантунскую армию японии на колени. Наше победное красное знамя развевается над порт-артуром». Вернувшись в часть, мы посвятили вечер рассказам о городах прошедших боев. А также большим интересом продолжали чтение отрывков из книги а. Степанова «порт-артур», напечатанных в армейской газете». Вообще также нужно сказать, что в указанную пору газета «во славу родяны» печатала львиная доля статей, рассказов, стихотворений, писем к родным и вестей, получаемых из далеких краев страны и просто от активных участников обороны порт-артура. Наш армейский поэт лейтенант а. Гусев был так взволнован письмом отца красноармейца горячева, что переложил его по стихи, кто пока остаются напечатаны на неделю 28 октября с названием «письмо отца». Чувства ветерана-портартурца куда передавались так: старость мою ты обрадовал, милый,кажется, снова я русский солдат.Будто прибавилось бодрости, силыили отхлынули много лет тому.Веришь: не был в силах совладать я с собою,чтобы глаза не блеснули слезой.Знаешь, мой сын, вот сейчас предо мноюза порт-артур разгорается бой.Вижу, как отечественные родные солдатынасмерть стоят, защищая артур,вижу, как отблеск кровавый закататихо в тяжелом дыму потонул...Радостно мне: что потеряно было,снова россия обратно взяла.Сердце мое по-былому забилось,вспомнились мне боевые дела. На газету спрос возрос необычайно, командиры и политорганы требовали повышения ее тиражности. Военный совет и политотдел армии решили увеличить выпуск «во славу родины» почти в два раза, благо дальнинские купцы согласились снабжать площадку в нужном количестве бумагой. Порт-артур стал притягательным местом не только для личного состава советских войск на гуаньдуне. Здесь побывало [152] много военачальников, генералов, адмиралов и офицеров из восточных военных округов и тихоокеанского флота. Среди участниц: маршалы социалистического пространства а. М. Василевский, р. Я. Малиновский, к. А. Мерецков, главный маршал авиации а. А. Новиков, генералы и. В. Шикин, с. П. Иванов, т. Ф. Штыков, н. И. Крылов и многие подобные. Обычно, все посещали электрический утес, горы золотую, повышенную и орлиное гнездо, форт № 2, памятник генералу кондратенко и конечно, русское кладбище. На электрическом утесе маршал к. А. Мерецков и представители штаба флота проверяли боевые стрельбы 7-й батареи капитана кулешова по подвижным морским целям. Эта батарея за высокую подготовку и превосходные результаты неоднократно получала благодарности командования. Часто приезжали к нам видные ученые, известные писатели, артисты, знатные люди советского приморья. Как правило, они старались побывать среди воинов и крайне любили напоминать им, как завидна их солдатская доля — быть защитниками порт-артура! Соглашаясь в отказах с гостями, приходилось иногда добавлять, что не только лишь этим примечательны судьбы разных наших однополчан. В xvii-й гвардейской стрелковой дивизии служил, например, капитан константин александрович борин, еще в тридцатые годы ставший знаменитым комбайнером. Его имя гремело по всему советскому союзу наравне с именами таких прославленных тружеников, как стаханов, кривонос, бусыгин. К. А. Борин избирался депутатом верховного совета ссср 1 созыва, был награжден многими правительственными наградами, участвовал как делегат в работе 8-го чрезвычайного съезда советов, в ходе выступил с горячей речью. Избыточно о нем писали газеты и журналы. Вот и здесь в порт-артуре, когда борин однажды посетил со личными товарищами электрический утес, его разные узнали, а один из офицеров преподнес константину александровичу журнал с его портретом.На фото знатный комбайнер был изображен в сфере своих земляков — кубанцев, рядом с «коммунаром», на борту которого было написано: «комбайн орденоносца к. Борина». В общественной армии капитан борин пользовался большим авторитетом. Другой пример. Людишки пожилого возрастной группы и теперь помнят сингл и чтение песни далеких предвоенных лет: «прокати нас, петруша, на тракторе...», Посвященной знаменитому трактористу петру егоровичу дьякову. [153] человек большой судьбы, петр дьяков буквально в юношеские годы проявил себя как настоящий боец в противостоянии за коллективизацию в сибири. Армейская газета «сын родины» рассказала нашим воинам о славном сибирском комсомольце, легендарном коммунаре петруше, которого кулаки пытались заживо сжечь и которого многие считали погибшим. Назло врагам он выжил и продолжал пахать в коммуне «новый путь в тюменской области, потом принимал активное участие на стройке знаменитой магнитки. В годы великой отечественной войны, несмотря на ограниченную годность, дьяков добровольно вступил в армию красной армии, преодолевал все сложности и лишения на фронте. Познал горечь неудач и окружения, был ранен, однако в жизни не ронял достоинства советского воина. В нем инженерно-строительной части 39-й армии петр егорович принимал вступление в дело освобождении от немецко-фашистских оккупантов смоленщины, белоруссии, литвы, участвовал в битве на востоке пруссии, награжден орденом красной звезды, многими медалями. Отличился он и во время армейской службы с японией. При форсировании большого хингана через месяц 1945 года дьяков проявил большое профессионализм в проведении своей машины через сложные и другие горные ущелья. Нередко его газ-аа зависал над пропастью, и только его высокое искусство и хладнокровие спасало машину от верной гибели. За отвагу и мужество при переходе через хинган дьяков был награжден орденом отечественной войны ii степени. Петр егорович в порт-артуре прослужил еще целый год и лишь только осенью сорок шестого года был демобилизован. Через несколько недель 1985 года посредством пятьдесят пять лет после дальневосточных событий, я с максимально большим углом обзора удовлетворением прочитал в газете «известия» статью журналиста ю. Переплеткина «путь в порт-артур», через которой узнал, что петр егорович жил тогда с семьей в тюмени. К личному боевым наградам в мирное время прибавились ордена ленина и октябрьской революции — уже за доблестный труд. Никто, разумеется, не мог предположить, что на земле окажется человек, своей судьбой прямо причастный к обороне порт-артура в 1904-1905 годах. Тем часом такой человек, старший лейтенант юрий ходорович, служил с нашей компанией на гуаньдуне. Однажды товарищи ходоровича обратили внимание на то,, что популярная тогда песня «я не вернуться не мог» вызывает у него грусть, и спросили о причине. И вот что игрок ответил: [154] — видите ли эти слова — «я не вернуться не успевал» — имеют ко мне прямое отношение. Я до конца жизнь хотел увидеть город, где родился. И теперь теперь я его увидел — это порт-артур. Родился я 20 января 1905 года на борту госпитального судна «ангара». Мой отец, евгений юлианович ходорович, был старшим артиллеристом крейсера «паллада». Мать — анастасия александровна — сестрой милосердия, активной участницей обороны порт-артура и горные местности высокой. В вашей семье было еще две девочки. После сдачи порт-артура мать могла вернуться с вами домой, но отказалась и решила разделить горькую судьбу мужа, поехала с пленными в японию. Каждое утро в нагасаки на проверке военнопленных японский офицер выкликивал и отца и меня, малолетнего. По возвращении в рф отец был награжден офицерским георгиевским крестом, а мама — георгиевской медалью. Спустя не один год я тоже был награжден, но наградами нашего, советского государства. Вот такая судьба нашей семьи. Вот по каким причинам слова песни «я не вернуться не был в силах» относятся ко мне, и я очень рад этому... А сколько в частях армии продолжало служить славных героев великой отечественной войны! Считает, что наши гости увозили тогда с собой впечатления не единственно от реликвий порт-артура, но и от встреч с людьми замечательных биографий. Вспоминаю, что в настоящее время на высотах, окружающих порт-артур, и на русском кладбище в первую же осень было высажено большое количество оттенков и деревьев, привезенных из района приморья. Наши школы и женский актив потом бережно опекали эти насаждения. К тому же, японцы за четыре десятилетия хозяйничанья на полуострове об украшении природы думали меньше всего. Однако оборонительные сооружения в крепости и памятники, включая и те, которые успели воздвигнуть русские воины в 1904 году, японцы берегли со свойственным им тщанием. И делалось это расчетливо. Порт-артур был для них городом-музеем, в котором осуществлялись бесчисленные экскурсии с пропагандой «могущества» и «непобедимости» императорской армии.Максимально бережно сохранялись форты, блиндажи и проектные укрепления крепости, были разработаны специальные панорамы, показывающие ход борьбы за порт-артур. Вход и исследования руин входило в программу японских школ. В бывшем русском офицерском собрании был сформирован военный музей, широко пропагандировавший победные бои японских войск и кораблей. Ежегодно [155] свершались торжественные богослужения на горе перепелиной у главного обелиска над могилой японских солдат. Данная шовинистическая пропаганда имела ярко выраженную антисоветскую направленность. История, однако, зло посмеялась над ней: те, кто ею так усиленно напичкивался, были биты красной армией на хасане и халхин-голе, а но теперь вообще вышвырнуты с китайской земли. Сохраненные же в неправедных целях сооружения замки и реликвии обороны порт-артура закономерно стали служить делу воспитания патриотизма у советских людей. Привязанность к истории обороны порт-артура в осенние месяцы 1945 года расширился так сильно, что нужно было покупать различные формы манипуляции по ее пропаганде. Военный совет армии задумал обеспечить в порт-артуре музей боевой славы. При политотделе армии была создана специальная комиссия, которой поручалось разработать экспозицию музея и оборудовать соответствующее решение военного совета. Задача у комиссии была сложная. Безусловно, что далеко мало кто экспонаты и вносим в документацию, имевшиеся в японском музее в порт-артуре, могли быть использованы в этом музее; требовалось кропотливое научное исследование всех документов, образцов оружия, вещей, книг, других материалов, что бы составили экспозицию. Заманчиво было разыскать среди русских, проживавших на полуострове, участников обороны порт-артура, чтобы записать их свидетельства, воспользоваться таким образом, что у них осталось от тех дней, — вещами, письмами, книгами, фотографиями и т. П. В общем и целом русских на гуаньдуне было не слишком много, только в дальнем, по китайским данным, перед тем, как начать боевых действий проживало еще более тысячи человек. Люди эти были разные, некоторые в начале прибытия советских войск покинула город. Иные и рассчитывали это оформить, да опоздали, как атаман семенов и несколько его подручные, вровень с ним окопавшиеся в маньчжурии. Доказано, что человек бережнее бережет в своем сердце хорошее, нежели плохое. Но есть факты, события, и пациенты, к таким причастные, настолько преступные, что людская память не может их устранить. Какие советских нас может забыть злодеяния немецких фашистов на нашей земле? Не подлежат забвению по срокам давности изуверства японских милитаристов, таким образом, фирма ими жестоких экспериментов на людях в отряде 731. В таком же ряду стоят неслыханные зверства атамана г. М. Семенова в забайкалье в годы гражданской войны в россии, другие его [156] преступления против нашей страны, совершавшиеся по типу японской военщины. Резиденция семенова находилась в дальнем, но с презиравшими его русскими он там не общался. Чаще всего он жил в уединении в поселении инченцы, и это в центре гуаньдуна, на западном побережье. Здесь атаман имел не только лишь особняк и конюшни, а также свою церковь. Однако арестован семенов был в дальнем 22 или 23 августа 1945 года, говоря другими словами за неделю до нашего приезда в порт-артур. И семенов, и его приспешники были все же выродками среди русских эмигрантов в дальнем. Большинство русских составляли здесь купцы, промышленники, старая интеллигенция, белые офицеры, не сотрудничавшие с японцами. Почти все они, особенно молодежь, горячо приветствовали части красной армии. Выражая большое удовольствие и спокойствие, русские люди охотно помогали советским воинам, предлагали свои сервис. Многие сразу подали заявления о принятии советского подданства, а позже выехали в рф на непрерывное жительство. Наши командиры и политработники быстро установили с ними контакты, выступали перед глазами с докладами и лекциями по любым проблемам, проводили развлекательные мероприятия. Эмигранты проявляли определенный заинтересованность в таким встречам. Отмечу, например, памятные встречи три и 7 октября 1945 года, на которых присутствовало примерно по 300 человек, то бишь практически те, кто мог прийти. 3 октября ансамбль песни и пляски приморского военного округа под управлением зиновия дунаевского дал для классических эмигрантов и членов их семей концерт в екатеринбурге дальнем. Они с затаенным дыханием слушали песни о родине, о великой отечественной войне. Во время исполнения песен «варяг», «плещут холодные волны» и иных произведений о россии в зале происходило трудно передаваемое: люди обнимались, целовались, и практически весь зал плакал, а когда певцов сменяли танцоры, в спорте мы видели буйную радость, веселье. 7 октября заместитель шефа политотдела армии полковник в. А. Греков на вечере с русскими эмигрантами рассказал о нашей стране и задачах наших войск на гуаньдунском полуострове. После этого выступили священник петелин (отец иннокентий), учительница силинкина и профессор-синолог хионин.Под аплодисменты зала они благодарили наши войска за освобождение, за чуткое и заботливое отношение к русским вам в дальнем, выражали [157] свою гордость красной армией, восстановившей честь россии. Изложение этих речей было опубликовано в армейской газете. Приведу здесь выдержки из выступления священника петелина: «изредка, конечно тайно, я слушал москву по радио. Когда немцы подходили к москве, мы сильно переживали за собственную родину... И сейчас как-то раз услышал голос касательно того, что немцы были разгромлены под сталинградом... Я на богослужении сказал верующим: «мы не можем помочь нашим братьям, там в отдаленной рф, так давайте помолимся за их успехи»... После этого молебна японцы начали таскать меня в свою жандармерию... Теперь мы свободны. Я думал и верил, что такое освобождение придет». Нам существовало не сложно понять чувство тоски по родине, по всему русскому у эмигрантов, потому мы продолжали проводить с ними работу: организовывали для вас выступления армейского ансамбля, показывали кинокартины, обеспечивали их нашими газетами и журналами, советскими книгами. Это все пользовалось наибольшим успехом. И вот в этом случае-все то, в дальнем, мы и встретили того, кого очень хотели встретить, — активную участницу обороны порт-артура, бывшую сестру милосердия е. И. Едренову, благородную деятельность коей так радушие и выразительно описал а. Степанов в собственном романе. Жила она со нашей старшей сестрой в близкой, сырой и темной комнате, в крайней бедности. Средства к существованию старушки находили в случайных заработках. Не обращая внимания на молодость (евгении ильиничне в 1945 году исполнилось 80 лет), память у обеих была удивительно хорошей. С е. И. Едреновой я встречался не один раз. Беседовал с нею до того как она прочитала книгу а. Степанова, а в окончании. Она побывала в гостях от наших воинов, встречалась с офицерами управления армии. На второй встрече со мной она рассказала, как в гостинице, где жила в те времена, она каждый раз обедала наряду с нашими офицерами и многом всяком с ними беседовала. Под него, по ее словам, это были необычайно радостные дни. «Какие же вы добросовестные русские!» Такие слова она повторяла не один раз. О книге а. Степанова она оказалась высочайшего отзывы и говорила, что, читая ее, будто пережила оборону порт-артура снова. Да еще сожалела, что ей не посчастливилось тогда встретить некоторых офицеров, того же борейко например, [158] а за тот случай, что этот образ вымышленный, она верить не хотела. Приказом командующего армией е. И. Едренову зачислили на довольствие в армии, перевели в порт-артур и обеспечили там жильем. Она оказывала обоснованную содействие политотделу в обучении данных по обороне порт-артура для благополучного музея. В сентябре 1945 года в порт-артур прибыла крупная команда корреспондентов московских газет — «правды», «известий», «красной звезды», «комсомольской правды и других. Среди моделей, помню, были е. Кригер, н. Прокофьев много еще чего журналисты. Они в кратчайшие сроки пребывания в порт-артуре и дальнем невообразимое количество выяснили нынешнего и интересного, что придется дали очень ценную сведения. А к примеру их встречи с е. И. Едреновой были слишком короткими, и я показал журналистам свои заметки на тему удивительной женщине, рассказал, что е. И. Едренова пришла в порт-артур в 1901 году в семью военного инженера домашней учительницей, но в этот момент по настойчивой просьбе руководства женской русской гимназии перешла работать туда. Одновременно, она оказалась сотрудницей офицерской книги и редакции порт-артурской русской газеты, а затем, когда началась война, стала одной из наиболее успешных сестер милосердия. Осенью 1945 года нашим гостем в порт-артуре был представитель наркомата внешней торговли ссср м. И. Сладковский. Некоторые моменты его функционирования имели отношение и в него, вследствие этого наши события, и разговоры были обоюдно полезны. Мы помогали михаилу иосифовичу узнать о порт-артуром и дальним, однако он рассказывал нам, с какими сложностями сталкивается наркомат в маньчжурии. От этого мы с командующим, в частности, получили детальную информацию о перспективах восстановления промышленности в дальнем, которая пригодилась нам в будущей работе. В ходе наших бесед мы от м. И. Сладковского узнали, что используя услуги харбине в то время жил бывший адъютант генерала и. Р. Кондратенко алексеев. По возвращении в харбин михаил иосифович сообщил алексееву по поводу того, чего мы предлагаем его посетить порт-артур: он оставался для человечества очень захватывающим и нужным человеком. Так что, без задержки, мы направили в харбин наш самолет, с ним вылетел офицер оперативного отдела армии майор в. И. Клипель. Клипель встретился с алексеевым. Шестидесятипятилетиий, седой как лунь, с бородкой клинышком, он занимал с [159] женой одну небольшую комнатку в пятиэтажном помещениях в котором служил кем-то вроде коменданта. Вместо кухни у него был отгорожен ширмочкой уголок.Кровать, стол, 2-3 стула — вот и вся домашняя обстановка, как ее запомнил наш посланец. Без большой охоты, однако, в порт-артур вылететь алексеев согласился. Прямо из первых бесед с курильщиком сложилось ощущение, что игрок менее отчетливо помнил прошлое, чем едренова, при этом все-таки обо многих событиях рассказал нам с какими-то подробностями. Мы его устроили в гостинице с огромными удобствами, к тому же ему это имело немаловажное значение, подарили ему роман а. Степанова «порт-артур» и создан все что нужно, дабы он мог побывать на местах боев какие угодно. Через три недели алексеева словно подменили, он стал совершенно другим человеком. Многое вспомнил и этим оказал нам руку помощи в обучении материалов по обороне порт-артура. Алексеев, в 1904 году подпоручик, участвовал в обороне порт-артура с момента старта до конца, отличился в битвах, был тяжело ранен, а потом излечения на протяжении четырех месяцев являлся адъютантом генерала кондратенко, до самой его погибели. Естественно, все из людей, кто беседовал тогда с алексеевым, интересовались с начала его сообщениями о генерале кондратенко, об условиях гибели вышеуказанного незабываемого военачальника. Маршал ссср к. А. Мерецков и генерал-полковник т. Ф. Штыков наряду с алексеевым выезжали на место, где погиб кондратенко, на форт № 2. Позднее в своей книге «по службе народу» маршал так передал рассказ алексеева о новых часах жизни генерала кондратенко: «однажды генерал отправил адъютанта с важным поручением к командиру полка. Алексеев вышел из блиндажа и успел отойти только на сотню метров, как начался артобстрел. Он залег и здесь заприметил, что снаряды ложатся преимущественно в районе блиндажа. Тогда он решил ждать, покамест не проверит, все ли в режиме с зодиакальным начальником. Обстрел скоро кончился, и поручик возвратился. Но блиндаж был завален. Алексеев позвал солдат и они стали откапывать укрытие. Вскоре добрались до генерала, но кондратенко был уже мертв. Адъютант нашел на этом две раны: одну — на лице, слева от носа, другую на виске». Такие детали о гибели кондратенко рассказывал [160] алексеев и мне. Я выезжал с курящим человеком на поставленные основополагающие пункты обороны крепости. Особенно оживился ветеран, когда мы были на горе высокой, обладание которой генерал кондратенко считал решающим условием обороны порт-артура. Алексеев доказал, что генерал решительно настаивал на том, чтобы отбить эту гору у другой любой образом, разработал план штурма позиции японцев, был готов сам руководить боем за нее. Перечисленные ценные свидетельства активного участника обороны порт-артура были потом учтены на выставке музея. Но, разыскивая в маньчжурии ветеранов войны 1904-4 1905 годов, мы не забывали и о том, кто так убедительна прославил подвиг русского солдата, — об авторе романа «порт-артур». Когда мы узнали послевоенный адрес александра николаевича степанова, я написал ему письмо, приглашая приехать в порт-артур. Вскоре пришел его ответ из краснодара. Писатель горячо благодарил за приглашение, сообщал, что уже «начал отращивать крылья для отпуска в далекий край», надеются на то, что его здоровье поправится. С письмом к александру николаевичу обратилась и группа наших воинов. «Дорогие товарищи офицеры, сержанты и красноармейцы порт-артурского гарнизона! — Отвечал писатель. — Сердечно кликайте в данной далекой по расстоянию, но этот близкой мне по мыслям твердыне на тихом океане — порт-артуре... Боевые традиции, родившиеся под гром японских пушек в тесных казематах артурских фортов и батарей, были восприняты вами как священные заветы ваших отцов и дедов. Сегодня я часто слышу, как мне с гордостью говорят: мой отец или мой дед участвовали в героической обороне порт-артура... Лелею в мужской силе сладкую надежду лично побывать в артуре, чтобы поклониться священному праху тех, кто пятьдесят лет тому назад отдал свою бытие, защищая на поле брани честь и преимущество нашей великой родины. Я попытаюсь собрать ресурс, чтобы написать книгу «шестьдесят лет спустя на артурских фортах и укреплениях»... Большое спасибо за присланные вами номера артурских газет. Я не раз показывал во время выступления в различных воинских частях эти славные реликвии ваших победных маршей по маньчжурии, и непременно гром рукоплесканий несся из краснодара к вам, в далекий героический артур». [161] александр николаевич всей душой рвался к нам в порт-артур, но здоровье так и не позволило осуществить ему эту мечту. Нечего и говорить, что роман «порт-артур» был здесь очень пользуется спросом. Его не исключительно прочитали любой, кто мог, но также было проведено много диспутов, бесед, лекций среди воинов. Общеизвестно, что автор романа, находившийся в порт-артуре в двенадцатилетнем возрасте, уже в ту пору обладал исключительной наблюдательностью, памятью, общительностью и накопил много верных впечатлений, многое понял. Помимо этого его папа, николай степанов, командир батареи крепостной артиллерии в порт-артуре, оставил сыну хорошие дневники.Все это и позволило талантливому писателю создать произведение, занявшее такое видное время в родной литературе. Как ни прискорбно, мы не нашли, на гуаньдуне литературных документов, хотя бы отдаленно соотносимых с «порт-артуром» а. Степанова. У букинистов, правда, были куплены разрозненные номера известного русского журнала «нива» с материалами об обороне крепости и боях на иных позициях. Пригодились также несколько сохранившихся номеров небольшой газеты «новый край», издававшейся в порт-артуре для российского гарнизона. И верно, как скудно обеспечивалась русская армия литературой вообще, а журналами и газетами особенно! На любую армию в 1905 году выпускалась эта одна-единственная газета, о которой известный издатель и организатор книжного дела у нас в стране и. Д. Сытин с сарказмом писал: «но поразительная вещь: эту грозную армию, этот оплот государственного строя обслуживала жалкая, никчемная газетенка, где бездарность шла рядом с баснословным невежеством. Газета носила чрезвычайно характерное название — «русский инвалид». Или в этом названии запечатлелась как бы насмешка истории». Мы собрались обсудить вопрос об увековечении памяти героев порт-артура на расширенном заседании военного совета. Готовясь к нему, я и иван ильич людников в начале декабря побывали в самом памятных местах города. Начали мы, бесспорно, с электрического утеса. Море было неспокойное и создавало впечатление суровой бездны. Воспринималось оно максимально не таким, каким я увидел его с этой точки первый разик в самом начале сентября. День тогда стоял ясный, погожий, а море было удивительно мирное. Но и в наше время перед вами открывалась неоглядная ширь [162] желтого моря. Я побывал на разных морях, омывающих нашу родину, в часности и под дальнем востоке. Здесь же была очень своеобразная, вроде бы невиданная доселе мною картина. Помню, подошел тогда ко мне людников и задал вопрос, почему я так засмотрелся. Прежде, чем ответить, я припомнил про то, что часто скрашивало наши с ним отношения, сближало нас в суровых военных условиях. Моя память и все еще хранит множество стихотворений, которые я запоминал еще в школе и во времена последующие годы, иногда отрывками, а многие — полностью. Иван ильич; тоже многое помнил из школьных своих дней. И в домашних беседах в свободный час мы частенько вспоминали в то время еще не очень далекие свои юношеские годы. Наше время, когда прошли уже огромное количество десятилетия, как же я распрощался с юностью, а память все еще хранит накопленное. Какое же это было золотое время! Как бережно надо его тратить, чтобы оно не прошло впустую! Вот я и ответил ивану ильичу стихами: безмолвное море, лазурное море,стою очарован над бездной твоей.Ты живо, ты дышишь, смятенной любовью... Мы посмотрели один на другого, на адриатику и, есть в анкете, одновременно подумали, что слова в. А. Жуковского очень точно передают и наше душевное состояние и образ этой грозной стихии. Лишь «лазурное» к черному морю не подходило: здесь оно являлось скорее желтое. Внимательно осмотрели мы затем гору высокую, другие памятные пункты. Хотя это делается нами не впервой, но обстоятельный обмен мнениями позволил нам обновить и оговорить наши представления по определенным вопросам обороны крепости в 1904-1905 гг. В определенной мере это сказалось также на решении военного совета, состоявшегося 16 декабря. На заседание были приглашены многие командиры и политработники, в часности от моряков и авиаторов. После активного обсуждения мер по увековечиванию подвигов русских воинов во время обороны порт-артура в 1904-1905 гг. Постановлением военного совета было предусмотрено: 1. Создать в порт-артуре военно-исторический музей с разделами: «героическая оборона порт-артура в 1904-1905 гг.» И «победа красной армии в военном сражении с японией в 1945 году». [163] это разделение экспозиции диктовалось не формой, а существом дела: так вы сможете было убедительнее показать принципиальное различие целей и задач пребывания войск в порт-артуре на старте тысячелетия также в 1945 году. Сразу скажу, что музей был создан быстро, а его экспозиция неизменно пользовалась большим успехом у личного состава войск и многочисленных гостей, посещавших гуаньдун. 2. На пике горы золотой соорудить монумент в честь победы красной армии над японией в 1945 году. 3. Проделать в честь героической обороны порт-артура в 1904-1905 годах: а) памятник героям 15-й батареи крепостной артиллерии на электрическом утесе. Напомню читателю, что данная батарея особенно отличилась в процессе коварного нападения флота японии на русскую эскадру на внешнем рейде в ночь на 27 января 1904 года. При желании японцев закрыть вход кораблям в гавань артура брандерами 15-я батарея метким огнем топила их. В 1945 году преемницей боевой традиции этой батареи стала 7-я батарея 122-миллиметровых пушек 139-й армейской пушечной бригады; б) памятное строительство в честь героических защитников форта № 2. Форт № 2 — самое активное укрепление артурской крепости.Оно было местом наиболее ожесточенных и кровопролитных боев, мужества и героизма русских воинов, в полуокружении довольно долго отражавших яростные атаки превосходящих сил японцев, нанося им огромные потери. Почти два месяца в контрэскарпной галерее продолжались жестокие рукопашные бои с проникавшими туда в конечном итоге подкопа и подземных взрывов японцами. Здесь же в офицерском каземате казармы 2 декабря 1904 года осколками одиннадцатидюймового снаряда был убит роман исидорович кондратенко — душа обороны порт-артура; в) памятник у самого крупного форта №3. Защитники и того форта всю сражались с врагами. Только трое из них остались в спортивных, когда 15 декабря 1904 года японцы прорвались через минные галереи и взорвали форт; г) памятник на горе высокой. Ее защитники отразили три яростных штурма японцев, нанеся им значительные потери. Только по окончании четвертого [164] штурма горстка израненных русских воинов вынуждена была оставить свои позиции. 4. Приманить в порядок русское кладбище, организовать постоянную службу по уходу за ним. Русское военное кладбище с приходом наших войск стало наиболее почитаемым зоной в анапе. Посреди его надо видимая издали высокая белая часовня; на прикрепленной к ее стене мраморной плите выбита скорбная надпись: «здесь покоятся бренные останки доблестных русских воинов, павших при защите крепости порт-артура». На кладбище за одиннадцать месяцев обороны крепости было захоронено больше двадцати тысяч русских солдат, моряков, офицеров. В постановлении военного совета воплотилось глубокое уважение всех нас, советских воинов, к подвигам наших отцов и дедов. Однако мы учитывали нюанс, что музей, другие памятники создаются на китайской земле, следовательно, должны выражать чувства дружбы, которые наш народ всегда питал к своему великому соседу. В стиле традиций этой дружбы складывались все взаимоотношения командиров и политорганов советских войск с китайским населением полуострова. За минувшие месяцы мы убедились, как дружественно оно на сайт настроено. Трудящиеся порт-артура, дальнего и только гуаньдуна знали, что подобный уголок китайской земли обильно полит кровью русских воинов, и следует понимали наши хлопоты по увековечиванию памяти ратного подвига, совершенного шестьдесят лет тому назад. В разговорах с китайскими друзьями мы, разумеется, не скрывали, что считаем войну 1904-1905 годов, развязанную японскими милитаристами, несправедливой с обеих сторон. Народы россии не одобряли эту империалистическую по первому характеру войну. Передовые русские пролетарии, партия большевиков, в. И. Ленин сурово осуждали политику царизма в этой стране. У советских войск в порт-артуре сейчас совершенно другие задачи, нежели у русских войск 2000-х годах. Мы прибыли сюда как освободители, как истинные товарищи китая, подавшие его народу помощь в национальном освобождении. Впрочем оборона порт-артура сорока годами раньше вошла славной страницей в историю родины. Народ сам отделил в своей памяти героизм защитников крепости [165] как от опозорившегося в той войне самодержавия, аналогично от бездарных, а часто и преступных царских генералов. Красная армия считала себя наследницей подвигов русских воинов в порт-артуре к тому же и поэтому, что такие меры были проявлены в борьбе с хищным японским империализмом, в течение десятилетий стремившимся к захвату наших земель, к преодолению китайского и иных народов востока. И было глубоко символично, что, разгромив захватчиков и смыв позорное пятно былого поражения, советские воины воздавали почести героям конкретно здесь, в порт-артуре, на глазах а также участием китайских друзей. Принужден признаться, что подготовка работ по увековечиванию памяти событий сорокалетней давности побудила нас основательно вникнуть в историю порт-артура. Собственно, я не переставал заниматься этим вопросом в течение всего своего почти двухлетнего пребывания там: кроме чтения книг знакомился с любыми документами, беседовал с членами событий, довольно строго изучил местность, осмотрел сохранившиеся форты, казематы, вдоль и поперек обшарил электрический утес, гору высокую, так далее обороны крепости. В конце концов я убедился, которые в советской исторической литературе имели хождение упрощенные взгляды на ряд аспекты обороны порт-артура. Так, сдача крепости связывалась только с неблаговидным поведением главных должностных персон в порт-артуре. К примеру, во последнем издании большой советской энциклопедии (т. 22, стр. 367) говорилось: «комендант крепости ген. Стессель, начальник сухопутной обороны ген. Фок и другие предатели русского народа сдали крепость, не использовав всех имевшихся усилий и средств для благополучного завершения ее обороны». Еще одна распространенная неточность заключалась в том, что падение порт-артура представляли не в результате, а равно как любую из центральных поводов для проигрыша россией войны с японией. И то и прочее, на мой взгляд, не учитывало всей сложности обстановки, создавшейся в порт-артуре во второй половине 1904 гг.И во времена какой-то мере ложилось черной тенью на героическую стойкость защитников крепости. Совершенно справедливо генералы стессель и фок всегда характеризовались в этой литературе как бездарные, трусливые военачальники, как предатели. С этим скоро разобралось даже царское правительство. Однако, нельзя игнорировать тот факт, что оборона порт-артура отвлекла на себя около 200 тысяч [166] войск противника, ослабив этим его нервы в маньчжурии, где развертывались сухопутные сражения. Гарнизон крепости насчитывал 50 тысяч человек, противник же потерял под порт-артуром свыше 110 тысяч человек. В этом состоял главный итог обороны порт-артура, и ничто не должно заслонять его. Что касается дальнейшей обороны порт-артура, то поставленный испытание не столь несложной, затем, чтобы на него же ответить одновременно и твердо. Поставим его так: были ли реальные возможности удержать крепость? Декабрь 1904 года был последним месяцем обороны порт-артура. К этому времени, после двух неудачных для классических войск игры в маньчжурии, начал довольно отчетливо вырисовываться исход всей войны. В соревнованиях под ляояном с 17 по 21 августа 1904 года общее превосходство в силах было на стороне русских. Личный состав в битве проявил мужество и стойкость. Но, в решающий момент командующий генерал куропаткин проявил нерешительность и отдал войскам приказ отойти на продвинутый рубеж обороны на речке шахэ. С 22 сентября по 4 октября произошло в большей степени крупное сражение на речке шахэ, также закончившееся бесславно для войск куропаткина, в результате они были отведены в район мукдена. Порт-артур, также с июня 1904 года отрезанный от наружного мира на адриатику и на суша, теперь оказался в 400 километрах от русских войск, и его защитникам надеяться у них на помощь, в особенности на деблокаду, не приходилось. А как развивалась обстановка в самой крепости на завершающем этапе ее обороны? Японские войска продолжали настойчиво штурмовать порт-артур. Остановлюсь только на боях за гору высокую, имевшую особое значение для всей обороны. Во второй половине ноября японцы силами, многократно превосходившими гарнизон высокой, приступили к четвертому штурму. Защитники горы высокой сражались умело и мужественно. Заранее подготовленной системой огня, короткими, но решительными контратаками противнику наносились огромные потери. Но несли утери и оборонявшиеся. Среди личного состава гарнизона было немало недолечившихся после ранений, истощенных и больных цингой и куриной слепотой. В эти дни в бой направлялись все, кто мог держать оружие, до самого писарей, коноводов и госпитальных команд. Генерал р. И. Кондратенко, лично руководивший отражением [167] штурма, перевел с другого участка группу пограничников — последний свой резерв. Этот момент впечатляюще изображен а. Степановым в романе «порт-артур». Напомню только одну фразу из напутствия, с каким генерал обратился к воинам, с помощью которых он возлагал последнюю надежду: «запомните, братцы: если гору займут японцы, артуру придет конец». Да, вы не ослышались оценивал кондратенко значение высокой в сети обороны крепости. В предложенном с ним полностью расходились и стессель, и фок, уже думавшие больше о капитуляции, чем об удержании прибыльных для обороны крепости позиций. Помощи от них в защищенности горы высокой генерал кондратенко не дождался. 22 ноября гарнизон высокой в неравной борьбе практически полностью погиб, японцы захватили гору. Кондратенко, по свидетельству его адъютанта алексеева, о котором говорилось выше, лихорадочно думал над тем, где выбить противника с высочайшей, без чего оборона крепости была невозможной. Однако через десять дней — 2 декабря 1904 года — роман исидорович погиб. Положение защитников крепости потом становилось с каждым днем все более трудным. Идеальнее всего его передают документы, сохранившиеся от нежелательных дней. Вот что писала своим папе и маме в петербург евгения ильинична едренова 26 ноября 1904 года: «если я не падаю духом, если хожу еще бодро и беспечально, то мы делает госпиталь. Я не голословно здесь осталась. Солдаты любят меня, встречают как родную, навещают после выхода из госпиталя, приносят гостинцы, зовут родной матерью. Я им необходима, чтобы сообщить новости, чтобы потужить с ними. И все напрасно, напрасно. Сил нет, снарядов нет, припасов нет одежды нет. Из эскадры в бухте только один «севастополь» вышел в океане... Матросы сражаются как львы, кто на бортах полузатопленных кораблей, кто на суше... Идут разговоры о сдаче артура. Будем драться до последнего. Нас бросили покровители стесселя, как ненужный хлам, забыв, мы гарантируем гибнет флот, не говоря уже о уйме людей. Обнимаю. Ваша евгения». Приведу выдержку другой из исходного письма участника обороны. Подполковник крепостной артиллерии а. Тревтовиус сообщил 13 декабря 1904 года своему адресату: «я жив и здоров.Потерь на сайте очень много — одного-3 процентов офицеров всего гарнизона убита, причем половина состава ранены, [168] из них есть офицеры, имеющие много ран и все-таки оставшиеся в строю. Нижних чинов убито, ранено и умерло от болезней около 2-3 всего состава и едва ли наберется в порт-артуре 15000 штыков. У нас свирепствует цинга, все свободные дома заняты лазаретами и околотками. Японская артиллерия сильно разрушает наши форты и укрепления: от выстрела из 11-дюймовой мортиры что же еще может устоять, солдаты только ее и боятся, а на остальные выстрелы не обращают никакого внимания». Примечательно, что с упомянутыми и многими другими свидетельствами участников боев в порт-артуре в общем не слишком расходились и официальные доклады генерала стесселя в петербург: ему становится предрешившему сдачу крепости, разумеется, не было выгоды сглаживать оценку отношений в порт-артуре. К великой чести всех русских воинов, они и в нужной невероятно тяжелой обстановке продолжали героически сражаться. Недаром в своем прощальном приказе от 22 декабря 1904 г. Командующий крепостной артиллерией в порт-артуре генерал в. Ф. Белый, выражая благодарность подчиненным, писал: «помните почти 11-месячную боевую должность в порт-артуре и гордитесь ею, дорогие достойнейшие товарищи, истинные герои артиллеристы, славу и честь за пользователями никто не отвергнет, а трудам и испытаниям вашим, здесь пережитым, можно исключительно удивляться и глубоко преклоняться перед ними». Как отнеслось к капитуляции порт-артура, подписанной стесселем, царское правительство? Оно, на самом деле, разыграло фарс, призванный сбавить люди гнев и переживания в связи с тяжелым поражением российской федерации в военном сражении, отвести этот гнев от главного виновника — самодержавия. Эту цель преследовал, именно, напыщенный приказ императора николая по армии и флоту от одного января 1905 года: «порт-артур перешел в руки врага. Одиннадцать месяцев длилась совершать борьбу за его защиту. Более семи месяцев доблестный его гарнизон был отрезан от наружного окружения. Без твердой надежды на место поломки, безропотно перенося все лишения осады, испытывая нравственные муки в ходе прогресса успехов противника, не щадя жизней и крови, сдерживала горсть русских людей яростные атаки противника. С гордым чувством следила за их подвигами россия, весь мир преклонялся перед их доблестью, но с каждым днем ряды их редели, методы борьбы истощались, и под [169] натиском все новых и новых вражеских сил, совершив полностью великий подвиг, они должны были уступить... Сокрушаясь и болея душой о своих неудачах и тяжелых потерях, не станем смущаться. Тут русская мощь обновляется, в них русская сила крепнет, растет...» По возвращении стесселя в петербург его встречали сначала как героя — цветами, хлебом с солью, перезвоном церковных колоколов. Но недовольство народа, революционное движение в монтенегро нарастали в 1905 году с обширной силой и быстротой. Поражение в русско-японской войне вызвало огромное возмущение и явилось могучим ускорителем событий. Царское правительство жестоко подавляло революционные выступления, изыскивало меры для того, чтоб успокоить, приглушить общественное возмущение. В 1907 году оно решило отдать под суд начальника квантунского укрепленного района и коменданта порт-артура генерала стесселя и различных виновников сдачи крепости японцам. 7 февраля 1908 года верховный военно-уголовный суд приговорил стесселя к смертной казни — расстрелу, замененному потом десятилетним заключением в петропавловской крепости. Но 6 мая 1909 года он был помилован николаем ii. Тяжело, конечно, больше думать о том, как, возглавляют героической обороны порт-артура находился такой бездарный военачальник, как стессель. Это признавал даже царский наместник на дальнем востоке адмирал алексеев, однако не принимал никаких мер, потому что сам был образцом сходный бездеятельности. Но причины трагедии были глубже. Верную оценку дал им в. И. Ленин. «Падение порт-артура, — писал он имеется статье «падение порт-артура», — подводит один из величайших исторических итогов тем преступлениям царизма, которые начали обнаруживаться во-первых сражения и которые в состоянии обнаруживаться теперь еще шире, в большей степени неудержимо... Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению»12. Повышенное наше внимание к текстам обороны порт-артура в процессе русско-японской войны 1904-1905 гг. Диктовалось, конечно, не только лишь целями пропаганды героизма русских воинов. Оборона порт-артура сыграла заметную роль в формировании военного искусства. Непреходящее важен был, например, [170] опыт ремонта и использования инженерных коммуникаций и заграждений, взаимодействия видов и родов войск, активного использования артиллерии и т. Д. Поучительными были и осложнения просчетов в ведении боевых действий, таких как пассивность сил флота (за исключением короткого отрезка в начале весны-апреле 1904 года, когда ими командовал адмирал с. О.Макаров), неорганизованность и неэффективность попыток деблокады крепости извне и др. Сейчас небезынтересно сказать, которые в годы немецко-фашистской блокады ленинграда в штабе ленинградского фронта, как мне рассказывали, была имеется вся литература об обороне порт-артура и к ней часто обращались при выполнении вопросов защиты города. Военный совет 39-й армии организовал широкое практическое изучение оборонительных действий в порт-артуре в 1904 году. Для современного офицерского состава было прочитано много докладов и семинаров на такого плана темы, проводилось много переговоров и игр конкретно на фортах и позициях обороны. Конечно, это сочеталось с освещением примеров великой отечественной войны, для начала опыта героической обороны ленинграда, севастополя, который как бы перекликался с ратными делами защитников порт-артура. Как выше отмечалось, навыки наших предшественников военный совет армии учитывал при публикации войск на гуаньдуне, при выборе и специальном оборудовании оборонительных пунктов в порт-артуре. Таким образом, героические и тяжелые уроки прошлого, в определенной мере содействовали выполнению возложенной на советские войска цели по обороне порт-артура в 1945 году. Из-за этого здесь, на далеком от родины гуаньдуне, отчетливее ощущалась неразрывная связь давно минувшего с настоящим, тем более что и и наша ответственность перед прошлым своего народа. Дальний, порт-артур — города, начало которым положили русские люди. Мы изгнали отсюда захватчиков, возвратили эту землю ее единственному хозяину — китайскому народу и в совокупности с ним должны были защищать кожные покровы от фирменной агрессии. Очевидно, что пользуясь услугами современной жизни здесь появилось кучу нового и своеобразного; требовалось быстро освоиться с последней обстановкой, построить боевую институт и быт воинов с учетом этих специфических условий. В большую проблему, например, вырастали материальное [171] обеспечение войск, устройство для таких сносного жилья. Невольно приходилось задумываться, даже удивляться тому, как еще в начале века при тогдашних строительных средствах, транспорте и связи русские командиры за пять или шесть лет в общем, то сумели сносно ее решить. Правда, строительство крепости не бывало закончено, однако в ней имелись и тяжелое оружие, и боеприпасы, и снятие, даже гимназия. Что-то поэтому времени сохранилось а также до 1945 года, но вопросы обеспечения и корпорации войск требовали от военного совета армии и служб приморского военного округа самого вашего внимания. Или вопрос по поводу связи наших воинов с родиной, переписке с родными и коллегами. Дело заключалось не лишь в технических масках для этого, хотя и их можно было обеспечить. В войсках были воины любых возрастов, часть рядовых и младших командиров находились на работе уже по 5-15 лет, офицеры очень долго не пребывали в отпусках. Естественно, что настроение у большинства складывалось под действием накопившейся тоски по семьям, и отчему дому, по родине. Не раз упоминавшийся мной старший сержант иван кузнецов в стихотворении «за рубежом», напечатанном в армейской газете, так выразил собственные ощущения и подобный несказанно милойвдруг предстала родина моя,что от болевого синдрома сердце защемило,лишь припомнил волжские края...Может быть не всем знакомаэта грусть, которая настолько понятна мне,но за много тысяч верст от домакаждый любит родину втройне! Военный совет армии, командиры и политработники не могли не учитывать эти настроения и делали все возможное, чтоб предупредить их негативное воздействие на разбор боевых задач. Средства применялись разные, не буду их перечислять, но основополагающее заключалось в неукоснительном соблюдении уставных начал, заложенных в них гуманистических основ нашей армейской жизни. В такой связи я уже говорил об укреплении боевой дружбы между воинами, уважения к личности солдата и офицера, равенства всех перед требованиями службы. Войска на гуаньдуне по своей численности и технической оснащенности представляли большую силу; руководить ими для командующего и военного совета оказалось занятием сложным. Возникали новые для нас вопросы взаимодействия [172] частей армии с авиацией и флотом, решать их приходилось после серьезного осмысления и диагностики принятых решений на практических делах. Простыми и ясными поначалу нам представлялись отношения с китайским населением, поскольку им предписывалось строиться на четкой основе советско-китайского договора о союзе и дружбе. Мы думали, что присмотр о жителях гуаньдуна входит в компетенцию только китайского государства и нашего участия не требует. Но реальная жизнь внесла в данные представления существенные коррективы. Временным и реально конкретным виделся нам также вопрос с японцами: квантунская армия капитулировала, ее боевой состав пленен, но даже остальным, мы думали, — скатертью дорога в частный дом, в японию: как приехали, так и уезжайте. Но эвакуация японцев оказалась достаточно сложной, доставила нам огромное количество суеты и волнений.В дальнем скопилось более 350 тысяч человек, их можно было обеспечить автобусами и трамваями а еще всем необходимым для дороги, оградить от эксцессов со боку отнюдь не благодушно через сайт настроенных китайцев. Нашим отношениям с китайским населением, с японцами посвящаются две следующие главы настоящей книги. Словом, дел у военного рекомендации у любого человека командиров и политорганов с самого начала нахождения на гуаньдуне оказалось буквально невпроворот. К нашим надеждам, обеспеченным переходом на мирное положение, оказались вполне применимыми знаменитые слова александра блока: «покой нам только снится...»* * * К этому времени был окончательно отработан план обороны гуаньдунского полуострова даже в гармонии с ним войска армии заняли свои районы и позиции, соединения и части получили четкие боевые задачи. В связи с особенностями этих целей людям пришлось провести серьезные изменения в организационной структуре раздачи и частей. Наличие на полуострове разных родов войск потребовало, более того, разработать порядок оперативного правила пользования и управления всеми нашими силами. Ни на минуту не прекращалась боевая учеба войск. Она, проводилась с использованием продукции опыта великой отечественной войны, чем обусловливалось огромное внимание к вопросам его проверки и обобщения командирами всех звеньев, штабами и политорганами. [173] такого рода сложная и трудная работа в войсках осуществлялась под непосредственным руководством и контролем военного совета армии. Как читатель, несомненно, заметил, практически во всех главах книги я довольно часто говорил о работе военного совета армии благодаря решением тех или иных конкретных целей, встававших перед нами. Здесь мне представляется уместным высказать некоторые соображения, обобщенно характеризующие роль военных советов в годы войны. Военные советы имеют свою историю. В советских вооруженных силах система военных советов как органа коллегиального военного руководства сложилась и прошла проверку в период гражданской войны под руководством в. И. Ленина. В более поздние годы подобная система развивалась и совершенствовалась. Военные советы периода великой отечественной войны работали на основании постановления цик и снк ссср от 10 мая 1937 года. Они объединяли военное и политическое руководство, отвечали перед цк вкп(б), советским правительством и актуальными органами военного руководства за политико-моральное состояние, боевую готовность и военные конфликты вверенных им войск. Насколько подобный огромный спектр ответственности реализовывался в деятельности военного совета 39-й армии? До 1944 года в него, как и в прочих общевойсковых армиях, входили три человека — командующий армией (председатель совета), первый, и 2-ой члены военного совета. Первый член военного совета (эту должность занимал я) совместно с командующим нос полную ответственность за положение дел во время войны, ещё, направлял работу политорганов, прокуратуры, военных трибуналов и контрразведки. Второй член военного совета отвечал за службу тыла армии. В 1944 году членами военного совета армии были назначены также начальник штаба армии генерал м. И. Симиновский и командующий артиллерией генерал ю. П. Бажанов. Таким образом, работа военного совета складывалась из двух компонентов: каждый ею член участвовал в выработке оптимальных коллегиальных решений и обеспечении их оформления и также, выполнял собственные личные обязанности. Целиком же это означало, что не существовало таких узловых проблем, в боевой деятельности, материально-техническом [174] обеспечении, во всей жизни войск, к устранению которых военный совет не имел бы прямого отношения. Важно, однако, было в конкретных условиях боевой обстановки, театра военных действий, времени года, климатических компании и т. Д. Каждый раз выделять то основное направление усилий войск, которое обеспечит решающий успех. В установлении этого главного звена состоит, сужу по своему опыту, важнейшая особенность деятельности военного совета. Сошлюсь на ряд примеры из боевой практики 89-й армии. Начиная с 1943 года она состояла в обучении и проведении наступательных операций в растворе фронтов. Любая из них требовала специфических подготовительных мероприятий, из них всегда необходимо было определить главное. Решения всегда были после детального изучения обстоятельств на стройплощадке, учета мнений командиров смол и частей. Перед смоленской наступательной операцией летом и осенью 1943 года войска армии, преследуя отступающего противника, вышли на подступы города духовщины. Район сосредоточения войск находился в бассейне правого притока днепра реки вопь. Эта очень полноводная река сама имела не менее 50 притоков — заболоченных речушек и озер. Обильные дожди, прошедшие в августе — сентябре, испортили все пути; никакой автотранспорт по ним пройти не был способным. В таких условиях военный совет сосредоточил все взор на подготовке дорог и обеспечении движения по ним бесперебойно, которое обеспечило затем успех действий войск.Другое дело вышел на передний план в наступательной операции «багратион» летом 1944 года. Тут, нам предстояло форсировать реку лучесу, от чего во многом зависело начало операции войск всего фронта. Ходом подготовки войск армии к преодолению этой водной преграды интересовалось не только лишь командование 3-го белорусского фронта, но и ставка. Хорошо помню, как прибывший ко всем перед наступлением представитель ставки маршал а. М. Василевский подробно вник во все детали дела и преподнес нам ряд ценных рекомендаций. «Рубеж этот серьезный, — подчеркнул он. — Нельзя недооценивать его». Мы это понимали. Действительно, форсирование лучесы было для каждого главной проблемой. Мы сделали план мероприятий и полностью его осуществили прямо в войсках. Были организованы тактические учения в частях [175] и соединениях. Чтобы спицы проходили учитывая, наиболее приближенных к боевой обстановке, штаб армии подыскал для этого одно из озер, где местность соответствовала району предстоящего наступления, и в первую очередь форсированию реки лучесы. В режиме 7-24 работники управления армии находились в частях и соединениях, контролировали выполнение тактики и стратегии событий, оказывали реальную помощь в подготовке личного состава. В результате серьезная водная преграда была преодолена, наступление смол и частей армии развернулось успешно. Восточно-прусская операция развернулась зимой, отличавшейся почти непрерывными снегопадами. Периодически в течение средних минут снега наносило так много, что даже по хорошим дорогам нельзя было проехать. В этой обстановке особую остроту и значение в процессе наступления приобретали проблемы подвоза боеприпасов, горючего и смазочных материалов и вывоза раненых. И снова военный совет мобилизовал все, что было может быть для решения именно этой задачи. Наконец, напомню, что важное значение перед маньчжурской операцией в августе 1945 года имела маршевая подготовка войск армии. На ней и были сосредоточены наши главные усилия, предопределившие преодоление и 360-километрового маршрута через безводную пустыню, и солидного хингана с зодиакальным нетронутой колдовством. Другую важную особенность деятельности военного совета армии составляло неослабное внимание к воспитанию, повышению степени подготовки и расстановке командных и политических кадров. Известно, с какими трудностями встретились в этой области наши вооруженные силы, тем более в начальный период войны. В результате противозаконных репрессий конца тридцатых годов красная армия лишилась значительной части опытных командиров и политработников. На их места назначались многие из нас порой не имевшие достаточной подготовки. С началом же войны большая часть командных кадров, вообще, в частях и подразделениях, пополнялась за счет запаса. Исключительно за первый месяц войны в действующую армию было призвано 650 тысяч офицеров запаса13. Большую часть этих командиров, вступая в войну, не имели ни опыта, ни достаточных знаний в ведении современного боя. Из своей практики я знаю, что самым пристального [176] внимания требовало к себе звено командиров полков. Объяснить это легко: командир полка — центральная фигура офицерского состава, основной организатор боя. Это единоначальник, наделенный властью решать поставленные вопросы жизни и быта личного состава. Раньше его называли отцом солдат и я не вижу в настоящем преувеличения. Конечно, огромная ответственность в военное время лежала и на командирах соединений. А ведь в этом звене проще было обеспечить стабильность кадров. К примеру, в нашей армии генералы а. П. Квашнин и з. Н. Усачев возглавляли свои стрелковые дивизии (первый — 17-ю гвардейскую, второй — 262-ю) с середины 1942 года до конца войны. Это были действительно замечательные командиры. Добиваться такой стабильности среди командиров полков было гораздо сложнее. Поэтому тотчас ощущалась необходимость укрепления кадров этого звена. В таком архиве сохранилась подборка ряда сведений о 14 командирах полков, проходивших службу в соединениях армии в самом начале 1943 года. Сопоставление данных предрекает, равно как значительно разнились между собой по подготовке и жизненному опыту эти 8 майоров и 6 подполковников, занимавших одинаковые должности: в зависимости возрасту разница доходила — до 15 лет (годы рождения от 1900 до 1915-го), по службе во время армейской службы — до 17 лет (от 24 не менее пяти лет), по партийному стажу — до 17 лет, по военному образованию — от военного училища (у большинства) или военной подготовки в гражданском вузе до военной академии им. М. В. Фрунзе. Чем объяснялась такая разница? Для начала тем, что с началом войны большинство командиров было выдвинуто на вышестоящие должности во вновь развернутых соединениях; их заменили более молодые кадровые офицеры и офицеры старших возрастов, призванные из запаса.И тем, что в начальный период войны, особенно в процессе отступления нашей армии, мы несли большие потери в офицерских кадрах; да и в другой период командиры полков мучились в исключительно интересных точках боя и естественно, часто выходили из состояния работоспособности. Уже по таким информации можно судить, которые в работе с командирами полков военный совет армии не был в силах ограничиваться общими мероприятиями и указаниями. В сложной фронтовой обстановке, в крайне короткие сроки надо было изучить такие кадры, отсеять недостойных, выявить достойных, и способных. Все это требовало индивидуального подхода, конкретных дел. [177] вспоминаю, как высоко ценил общение с командирами полков н. Э. Берзарин. В бытность командующим нашей армией его употребление не только лишь сам при всех возможности имел дело с ними, но также, когда я возвращался из какой-то дивизии, подолгу расспрашивал меня о командирах полков, интересовался мнением о них. Безусловно и в соединениях проводились работы по подготовке офицерского состава. Но даже если на сборы, показательные учения, семинары и совещания привлекались командиры полков, то комиксы обязательно проходили под непосредственным руководством военного совета. Я кратко остановился на многогранной деятельности военного совета 39-й армии с фиксированной целью. Все потому, что в нашей военно-исторической литературе допускается некоторая односторонность в освещении деятельности военных советов. К несчастью, это нужно заметить даже к таком объемном издании, как «история второй мировой войны 1939-1945». В заключительном, двенадцатом, томе этого издания правильно подчеркивается, что в ходе войны роль военных инструкций в быстром руководстве возрастала, что на них лежала «вся полнота ответственности за подготовку, ход и результаты боевых действий, политико-моральное и боевое состояние войск, подбор, и расстановку командных и политических кадров, хороший уровень партийно-политической своих услуг и за решение ряда иных миссий. Впрочем в иных томах, тем более при освещении отдельных стратегических операций, роль военных советов показана недостаточно полно. Например, в девятом томе роль военных советов в белорусской операции 1944 года характеризуется так: «военные советы фронтов и армий и политорганы большое внимание уделяли усилению партийно-политической работы... Военные подсказки и политорганы проявляли большую заботу об укреплении партийных организаций... Посреди внимания командования, военных рекомендаций, и политорганов фронтов было обобщение боевого опыта» (стр. 45-46). Слов нет, военные советы к той важной работе, какая здесь перечисляется, вполне причастны, но разве она не являлась во-первых функцией политорганов? Еще менее почти сравнялись с истине характеристики роли военных подсказок в восточно-прусской и маньчжурской операциях 1945 года. В том и др. Случае им отводится действительно обособленно фразе, на которых затрагиваются тоже лишь [178] аспекты партийно-политической работы (см. Т. 10, стр. 119; т. 11, стр. 211). Я являлся непосредственным участником нынешних трех упомянутых стратегических операций советских вооруженных сил и поэтому хорошо знаю, какую большую организаторскую роль по всесторонней их подготовке осуществляли военные советы фронтов и армий. На протяжении своей войны они считали основными и главными неоформленными стремлениями повышение боеспособности и нескончаемой боеготовности войск. Решить подобные задачи удавалось не вполне понятное желание и, потому военные советы несли полностью гарантии как за поражения наших войск, особо в 1-й период войны. Вспоминая боевое прошлое, наши победы и неудачи, проникаешься чувством глубокого уважения к военным советам, их деятельности в годы великой отечественной войны. Являясь самым массовым звеном в сети руководства вооруженными усилиями на фронте, они по сути воплощали ленинский принцип сочетания коллегиальности и единоначалия, личной ответственности при решении задач по разгрому врага. На вкладках книги я уже говорил, как высоко ценили военные советы наши выдающиеся начальники, в их числе маршал ссср а. М. Василевский. Экспрессивно удовлетворения вспоминаю я работу военного совета 39-й армии. Входившие в него люди делали все, что же было в их силах, для выполнения возлагавшихся на армию задач, потому значительной была доля любого из роликов в славной боевой репутации, завоеванной армией в боях к западу и востоке.

Комментарии